Иосиф волоцкий положение в церкви. Иосиф волоцкий

Преподобный Иосиф Волоцкий (в миру — Иоанн Санин) 1440-1515, один из вдохновителей учения о Святой Руси как преемнице и хранительнице древнего вселенского благочестия, глава иосифлян.

Совсем немного о жизни Иосифа Волоцкого (Иоанна Санина). В двадцать лет Иоанн, избирая путь иноческих подвигов, оставляет родительский дом и уходит в пустынь близ Тверского Саввина монастыря, к известному старцу, строгому аскету-подвижнику Варсонофию. Однако монастырские правила показались юному подвижнику недостаточно строгими, и по благословению старца Варсонофия он уходит в Боровск, к преподобному старцу Пафнутию. Преподобный Пафнутий с любовью принял прибывшего к нему юного подвижника и в 1460 году постриг его в иночество с именем Иосиф.

Иосиф провёл в монастыре преподобного Пафнутия около 18 лет. Суровый подвиг иноческих послушаний под непосредственным руководством опытного игумена явился для него прекрасной духовной школой, воспитавшей в нем будущего искусного наставника и руководителя монастырской жизни. По кончине преподобного Пафнутия в 1477 году Иосиф был рукоположен в иеромонаха и, согласно завещанию почившего настоятеля, назначен игуменом Боровского монастыря.

Преподобный Иосиф решил преобразовать монастырскую жизнь на началах строгого общежития, по примеру Киево-Печерского, Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей. Однако это встретило сильное противодействие со стороны большинства братии. Лишь семеро благочестивых иноков были единомышленны с игуменом. Преподобный Иосиф решил обойти русские общежительные монастыри, чтобы исследовать наилучшее устроение иноческой жизни. Знакомство с жизнью монастырей укрепило взгляды преподобного Иосифа. Но, возвратившись по воле князя в Боровский монастырь, преподобный Иосиф встретил прежнее упорное нежелание братии изменить привычный отшельнический устав. Тогда, решив основать новую обитель, он с семью иноками-единомышленниками отправился в Волоколамск, в родные, с детства известные ему леса.

В Волоколамске в то время княжил благочестивый брат великого князя Иоанна III Борис Васильевич. Наслышанный о добродетельной жизни великого подвижника Иосифа, он радушно принял его и разрешил поселиться в пределах своего княжества при слиянии рек Струги и Сестры. Именно здесь в июне 1479 года подвижники воздвигли крест и заложили деревянную церковь в честь Успения Богоматери. Довольно скоро монастырь был отстроен. Много трудов положил при строительстве обители сам ее основатель: «Он был искусен во всяком деле человеческом: валил лес, носил бревна, рубил и пилил». Днем трудясь со всеми на монастырском строительстве, ночи он проводил в уединённой келейной молитве, всегда памятуя, что «похоти ленивого убивают» (Притч. 21, 25). Проповедуя во всем воздержание и умеренность, он внешне ничем не отличался от других – его постоянной одеждой было простое, холодное рубище, обувью ему служили лапти из древесных лык.

Главное внимание преподобный Иосиф уделял внутреннему устроению жизни иноков. Он ввел самое строгое общежитие по составленному им «Уставу», которому были подчинены все служения и послушания иноков, и управлялась вся их жизнь. Основой Устава было полное нестяжание, отсечение своей воли и непрестанный труд. У братии все было общее: одежда, обувь, пища и прочее. Часть трапезы иноки по общему согласию оставляли бедным. Труд, молитва, подвиг наполняли жизнь братии. Не менее известна его хозяйственная деятельность, имевшая целью укрепление церковного авторитета и влияния в общественных делах, расширение материальных возможностей Церкви для совершения дел милосердия.

Посещая 31 октября 2009 года, в праздник обретения мощей преподобного, Свято-Успенский Иосифо-Волоцкий ставропигиальный монастырь, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, в частности, сказал, что «Иосиф Волоцкий был глубоко убежден в необходимости для Церкви привлекать в том числе и материальные ресурсы, чтобы передавать их народу. Преподобный видел в Церкви замечательный инструмент передачи народных богатств от богатых бедным. А потому всякие обвинения преподобного Иосифа в стяжательстве - это надуманные обвинения».

Теперь можно начать разговор о философии Иосифа Волоцкого – о философии настоящей, которой сам преподобный следовал всю свою жизнь и вел к ней людей своим примером и деяниями. В , что часто в российской истории его делали якобы сторонником «жидовствующих», отождествляя последних с иосифлянами. На самом деле все совсем не так! Величайшим религиозным и философским подвигом преподобного Иосифа стало как раз обличение ереси «жидовствующих», пытавшихся отравить и исказить основы русской духовной жизни. Поясним это обстоятельство более подробно.

Известно, что еще к святому равноапостольному князю Владимиру приходили из Хазарии проповедники, пытавшиеся совратить его в иудейство, но великий креститель Руси гневно отверг притязания раввинов. После этого, пишет преподобный Иосиф, «Русская великая земля пятьсот лет пребывала в православной вере, пока враг спасения, Диавол, не привел скверного еврея в Великий Новгород». О чем пишет Иосиф Волоцкий? Дело в том, что в Новгород в 1470 году со свитой Литовского князя Михаила Олельковича прибыл иудейский проповедник Схария (Захария). Схария и его приспешники внушали недоверие к церковной иерархии, склоняли к мятежу против духовной власти, соблазняли «самовластием», то есть личным произволом каждого в делах веры и спасения, толкали к полному отречению от Матери-Церкви, поруганию святых икон, отказу от почитания святых, к отрицанию спасительных Таинств и основных догматов Православия. Если бы не было принято решительных мер – «погибнуть всему православному христианству от еретических учений» . Так был поставлен вопрос историей.

К сожалению, великий князь Иоанн III, обольщенный «жидовствующими», пригласил их в Москву, сделал двух виднейших еретиков протопопами - одного в Успенском, другого - в Архангельском соборах Кремля, звал в Москву и самого ересиарха Схарию. Более того, все приближённые князя, начиная с возглавлявшего правительство дьяка Феодора Курицына, брат которого стал вождем еретиков, были совращены в ересь. Приняла иудейство и невестка великого князя Елена Волошанка. Наконец, на кафедру Митрополита Московского был поставлен еретик Зосима. Фактически на самой верхушке власти произошел переворот в вере, в ценностях, в нормах, традициях, в культуре и если бы не подвиг Иосифа Волоцкого, история нашей страны была бы иной…

Преподобный Иосиф Волоцкий стал духовным оплотом Православия в борьбе с ересью. Здесь написаны главные богословские творения святого отца Иосифа, здесь возник «Просветитель», создавший ему славу великого отца и учителя Русской Церкви, здесь родились его пламенные антиеретические послания, или, как сам Преподобный скромно их называл, «тетрадки». Исповеднические труды преподобного Иосифа Волоцкого и святого архиепископа Геннадия увенчались успехом. В 1494 году был сведен со святительской кафедры еретик Зосима, в 1502 - 1504 гг. были соборно осуждены злейшие и нераскаявшиеся «жидовствующие» - хулители Святой Троицы, Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы и Церкви. В 1503 году Собор в Москве под влиянием святого Иосифа и его учений принял «Соборный ответ» о неприкосновенности церковного достояния: «понеже вся стяжания церковная - Божия суть стяжания, возложенная, нареченная и данная Богу». Памятником канонических трудов игумена Волоцкого является в значительной степени и «Сводная Кормчая» - огромный свод канонических правил Православной Церкви, начатый преподобным Иосифом и завершённый митрополитом Макарием.

Но главные слова о ереси «жидовствующих» мы еще вообще не сказали! Поясним: говорить об этом явлении нужно не столько в привязке к минувшей истории, сколько с позиций настоящей реальности сегодня! РФ сегодня – это, во многом, территория именно жидовствующих! Для нашего исторического времени именно проблема «жидовствующих» крайне актуальна: во времена Нила Сорского и Иосифа Волоцкого их попытка захватить и подчинить своей воле Россию и русский народ - не получилась, а вот в конце XX века «жидовствующим» удалось слишком много! Давайте поподробнее посмотрим на их деяния тогда, чтобы увидеть их проявления сегодня. О. Платонов в Энциклопедии «Русская цивилизация» пишет, что продолжая тысячелетние традиции тайных иудейских сект, жидовствующие выступали против христианского учения, отрицали Святую Троицу, не верили преславному Воскресению Христа, не признавая и всеобщего воскресения мертвых, отвергали апостольские и святоотеческие писания и все христианские догматы. Особенно ненавидели они русское монашество, которое в большинстве своем дало решительный отпор всем попыткам еретиков одержать вверх. Жидовствующие надругались над Честным Крестом, Святыми иконами и Мощами, совершая над ними бесчинства, непредставимые для человека, выросшего в Православной вере. Продолжением этого глумления над всем святым были блуд и разврат: жидовствующие священники совершали Божественную литургию, наевшись и напившись, после блуда, кощунственно ругались над Святым Телом и Честной Кровью Христовой и совершали другие осквернения, о которых, по словам преп. Иосифа Волоцкого, «нельзя и написать». Пользовались они и всем доступным им арсеналом иудейского чернокнижия и колдовства. Как подчеркивает О. Платонов, в организации секты жидовствующих многое напоминало будущее масонство: строгая законспирированность, проникновение в высшие слои правительства и духовенства; ритуал, включающий «обряд» поругания святыни; формирование системы «учитель - ученик» обязательно вне традиционных православных представлений. Являясь непримиримыми врагами Христианства, жидовствующие скрывали ненависть к нему, втайне рассчитывая постепенно разрушить его изнутри…

А теперь, уважаемые читатели материалов нашей Карты развития о русской философии, ответьте на один вопрос: разве это не описание дней наших сегодняшних? Разве в наше время не повторяется то, что уже было во времена Нила Сорского и Иосифа Волоцкого? Тогда, правда, наши великие Духовники и философы отстояли Россию и ее народ, сегодня, увы, картина, скорее, противоположная…Проявлений побед и торжеств современных жидовствующих, которые правят свой бал на просторах нашей страны – хоть отбавляй! А главное наше поражение и преклонение жидовствующим состоит в том, что очень многие люди сегодня пошли за ними как за поводырями – к «ценностям» жизни «гламурной и в шоколаде», к сытному корыту, к пороку и алчности, к господству философии так называемой «реальной» жизни эффективных менеджеров и маркетологов. Ну-ну, если это – философия, то всем нам «не светит» вообще ничего: ведь истинная философия начинается только там, где человеку сытного корыта уже крайне мало…

А теперь о якобы лютом противоборстве «нестяжателей» и иосифлян, которого, на самом деле…не было! Так искусно было спрятано в анналах истории их совместное противостояние против третьей стороны – против именно этих самых «жидовствующих»! Давно показано, что ошибочное мнение о «разномыслии» двух великих руководителей русского иночества конца XV – начала XVI столетий – преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, которых представляют обычно в исторической литературе как родоначальников двух «полярных» направлений в русской духовной жизни – внешнего делания и внутреннего созерцания - на самом деле глубоко неверно! Преподобный Иосиф в своем «Уставе», подобно Уставу Нила Сорского, дал синтез русской иноческой традиции, непрерывно идущей от афонского благословения преподобного Антония Печерского через преподобного Сергия Радонежского до наших дней. Более того, оба «Устава» — и Нила Сорского и Иосифа Волоцкого - пронизаны требованием полного внутреннего перерождения человека, подчинения всей жизни задаче спасения и обожения не только каждого отдельного инока, но и соборного спасения всего человечества. Предтеча идей русской космической философии уже здесь присутствует и господствует! А преподобные Иосиф и Нил - духовные братья, равные продолжатели святоотеческого церковного предания и наследники заветов преподобного Сергия, философы – единомышленники! Это подтверждает и то, что преподобный Иосиф высоко ценил духовный опыт преподобного Нила и посылал к нему своих учеников для изучения опыта внутренней молитвы.

Если же говорить о разногласиях между двумя этими сторонниками единства церкви и государства, то следует говорить лишь о «тактических», а не стратегических несовпадениях взглядов. Например, «нестяжатели» во главе с преп. Нилом Сорским (получившие также название «заволжские старцы»), унаследовавшие византийскую традицию исихазма, имели строгое мнение об отсутствии какого-либо имущества не только у отдельного монаха, но и у обители в целом. Идея христолюбивой нищеты запрещала членам скитов «быть владельцами сел и деревень, собирать оброки и вести торговлю», в противном случае, иной образ жизни не соответствовал евангельским ценностям. Сама же Церковь виделась «нестяжателями» как духовный пастырь общества с правом независимого мнения и критики княжеской политики, а для этого нужно было, как можно меньше зависеть от богатых пожалований светской власти. Понимание монастырской жизни «нестяжатели» усматривали в аскетическом молчании, уходе от мирских забот и в духовном самосовершенствовании иноков.

Несколько по-иному смотрели на проблему монастырского землевладения «иосифляне». Крайне негативно относясь к личному обогащению, они поддерживали богатство монастырей как источник социальной благотворительности и православного образования. Монастыри соратников преподобного Иосифа тратили громадные, по тем временам, средства на поддержание нуждающихся. Один только основанный им Успенский Волоцкий монастырь ежегодно тратил на благотворительность до 150 рублей (корова тогда стоила 50 копеек); материальную поддержку получали свыше 7 тысяч жителей окрестных деревень; при монастыре кормилось около 700 нищих и калек, а в приюте содержалось до 50 детей-сирот. Такие большие затраты требовали больших денег, которые Церковь, сохраняя свою независимость, могла получать самостоятельно, без княжеских подаяний. Вот для чего нужны были материальные ресурсы – для поддержания народа, п не ради обогащения самих служителей церкви! Более того, в отношении к отступникам от строгих правил общежития Иосиф Волоцкий был более суров, чем «нестяжатели», имевшие мнение, что с еретиками следует дискутировать и перевоспитывать их. В ересях Иосиф видел не только угрозу православной вере, но и государству, что следовало из византийской традиции «симфонии», т. е. паритетного сотрудничества светской и церковной властей как двух сил одного тела. Он не боялся выступать против еретиков как обычных уголовных преступников даже тогда, когда им благоволили Иван III и некоторые заблуждающиеся церковные иерархи.

В конце концов, прения двух духовных течений, выражавшиеся в многочисленных письмах и посланиях оппонентов, нашли свой выход на церковном соборе 1503 года. Сторонники Нила Сорского и Иосифа Волоцкого (сами они также присутствовали на соборе лично!) взаимно осудили ересь жидовствующих и прочее отступничество от православной веры. При этом «нестяжатели» выступили против преследования еретиков, но их позиция оказалась в меньшинстве. Что касается церковного землевладения, то «иосифлянам» его удалось отстоять, мотивируя свое право «Константиновым даром» и другими юридическими актами православных (и не только) монархов, подтверждавшими дарения и неприкосновенность церковных земель от времен византийского императора Константина Великого (IV век н.э.). Активно принимавший участие в работе собора Иван III пытался провести секуляризацию земель Церкви в обмен на денежную компенсацию и хлебное содержание (что привело бы Церковь к падению авторитета и поставило бы ее в сильную зависимость от княжеской власти), но внезапно поразившая его тяжелая болезнь остановила это, казавшееся вполне реальным, событие.

Спор «нестяжателей» и «иосифлян» продолжился после собора и смерти преподобных Нила и Иосифа. Постепенно «иосифляне» взяли верх, особенно после 1522 года, когда их представители стали неизменно занимать митрополичий престол. В отношении некоторых видных «нестяжателей» начались притеснения, в результате чего, «мирный» этап споров закончился и к середине XVI столетия многие скиты «заволжских старцев» опустели. И все же это нельзя назвать противостоянием, т. к. сам спор носил характер истинного христианского смирения. Так, А. В. Карташев подчеркивает, что «тихая бесшумная победа «иосифлян» очень показательна. Показательно и тихое, пассивное отступление «нестяжательства»». В Западной Европе, например, несколько подобный духовный спор вылился в Реформацию с ее 150-летними кровопролитными религиозными войнами.

Одержавшие верх «иосифляне», не отринув лучшего от нестяжательства, утвердили Церковь как самостоятельный, независимый от светской власти институт, но наметили, при этом, тесное сотрудничество с государством, приблизив последующую «симфонию» в их отношениях. В то же время, в исторической перспективе, постоянное усиление абсолютной власти монархии привело к ее желанию подчинить критический голос Церкви своим интересам, что и реализовал в XVIII столетии Петр I. (Об этом мы еще поговорим не раз!)

Надо отметить, что преподобный Иосиф, игумен Волоцкий, был активным общественным деятелем, сторонником единого и неделимого, сильного и централизованного Московского государства. Он – один из вдохновителей учения о Русской Церкви как преемнице и носительнице древнего Вселенского благочестия: «русская земля ныне благочестием всех одоле». Идеи преподобного Иосифа, имевшие огромное историческое значение, были развиты позже его учениками и последователями. Из них исходил в своем учении о Москве как «Третьем Риме» старец Псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофей: «два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не бытии».

Итак, философия Иосифа Волоцкого – религиозная (православная), государственническая, нравственная, гуманистическая, симфоническая, конструктивно-созидательная, патриотическая, активно-наступательная… Как нам сегодня не хватает таких личностей и такой философии! Страна ныне подвергается чудовищным атакам со всех сторон и по всем направлениям и многострадальной России очень-очень нужны современные Нилы и Иосифы…

И они обязательно появятся!

Продолжение следует…

31 октября (18 октября по старому стилю) Церковь празднует обретение мощей преподобного Иосифа Волоцкого, чудотворца. О том, была ли действительно полемика между «иосифлянами» и «нестяжателями», о чем должны задуматься предприниматели, почитающие преподобного Иосифа Волоцкого своим «небесным покровителем», сродни ли богатства Церкви мирским богатствам и вообще должна ли Церковь быть материально богатой, о значении личности и трудов Волоколамского игумена для наших дней беседуем с профессором, доктором филологических наук Владимиром Михайловичем Кириллиным - преподавателем Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии.

– Преподобный Иосиф Волоцкий боролся с ересью «жидовствующих». Этому посвящен самый известный его труд «Просветитель». В чем была опасность этой ереси? Какую угрозу для Церкви, государства и общества она представляла?

– Прежде всего, надо отметить, что ересью учение «жидовствующих» можно признать лишь условно. Потому что умонастроения, которыми «жидовствующие» руководствовались в своих убеждениях и поступках – то конкретно, что мы знаем об этом по отзывам современников (святителя Геннадия Новгородского, преподобного Иосифа Волоцкого и др.) – были совершенно деструктивными по отношению к христианству как системе вероучительных и духовных ценностей. Это был полный отказ от христианской веры, доктринально разработанной Вселенским Соборами и святоотеческими трудами, и отказ от Церкви в ее та инственном и реальном назначении как устроения Божия. Преподобный Иосиф это прекрасно показал в своей книге.

О последствиях распространения и утверждения учения «жидовствующих» в общественном сознании можно говорить только предположительно, в сослагательном наклонении. Но совершенно ясно, что святой игумен Волоколамского монастыря, выступив против этого учения и его сторонников, защищал именно христианскую веру, вековой опыт Православной Церкви, сложившиеся устои русской православной государственности и боролся именно за духовную чистоту народа, за благочестие народной жизни.

– Хозяйственная деятельность преподобного имела целью укрепление церковного авторитета и влияния в общественных делах, расширение материальных возможностей Церкви для совершения дел милосердия, для проповеди. Почему же некоторые обвиняют преподобного Иосифа в стяжательстве? И как вы считаете, должны ли монастыри, да и Церковь в целом, быть материально обеспеченными, или лучше сказать – автономными? И если да, то почему?

Преподобный не был стяжателем! Он никогда лично перед собой не ставил задач накопить богатства

– Полагаю, обвиняющие великого Волоколамского подвижника в стяжательстве имеют свои причины и цели. Вероятно, его жизнь и труды, нелицемерно отданные людям – через молитву, через учительство, через духовную и материальную помощь, – ими совсем не поняты и не оценены, а скорее всего известны весьма поверхностно. Но пусть это будет делом их совести! Преподобный же совсем не был стяжателем! То есть он никогда лично перед собой не ставил задач накопить богатства, стать владельцем огромных средств и имущества и наслаждаться собственным благополучием. Сохранившиеся биографические свидетельства о нем и его собственные литературные труды вполне показательны: он лично был способен на жертву ради ближних, он видел свой христианский долг по отношению к людям в служении им и милосердии, он всегда стремился помочь страждущим. Для этого нужны были средства.

Но Спаситель наставляет нас еще о любви к ближнему и о милосердии. Конечно, когда я нуждаюсь, мне и доброе слово дорого. Но важнее, конечно, реальная помощь. Вот такую реальную помощь Церковь как общественный институт вполне в состоянии оказывать. Да, собственно, мы и немало примеров знаем благотворительного вмешательства Церкви в жизнь людей.

Монастырь преподобного Иосифа в годы голода открыл для народа свои закрома, раздав весь хлеб; завел дом призрения, собрав в нем брошенных родителями детей; монастырь преподобного Сергия Радонежского в Смутное время стал цитаделью народного сопротивления иностранной интервенции, самозванству, бесчинству самоволия; в годы Великой Отечественной войны нищая Русская Православная Церковь нашла средства помочь своей стране в борьбе с фашистской Германией.

Богатства Церкви необходимы: их есть на что тратить – на дела милосердия, весьма разнообразные

И сегодня наша Церковь небезучастна по отношению к жизни людей. Забота о нищих, больных, пострадавших от катастрофических бедствий, терроризма, работа с молодежью, просветительские труды, восстановление храмов, разрушенных в годы богоборчества и возведение новых храмов… Это факты. Возможно, кого-то масштабы подобной деятельности не удовлетворяют, и, несомненно, ее нужно расширять. Но без средств ничего не сделать. Так что богатства Церкви необходимы. Их есть на что тратить.

– С именем преподобного Иосифа Волоцкого связывают и миф о полемике между «иосифлянами» и «нестяжателями». Но действительно ли была такая полемика? И в чем тогда суть спора?

Одинаково непримиримо они относились к «жидовствующим», считая их вероотступниками, врагами Церкви и государства (напомню, что некоторые из «жидовствующих» были втянуты в борьбу за престолонаследие между внуком великого князя Ивана Васильевича III Дмитрием Ивановичем и сыном Ивана Васильевича Василием Ивановичем). Разве что преподобный Иосиф был менее терпим к «жидовствующим», не верил в искренность их раскаяния и настаивал во время соборных прений 1504 года на смертной казни для них. Именно последнего не могут простить Волоколамскому игумену, при этом, правда, совсем не принимая во внимание жестокости эпохи рубежа XV–XVI веков в целом, особенно применительно к европейским порядкам. Кстати, замечу, что у преподобного Иосифа имелась правовая основа в виде «Судебника» 1497 года, который предписывал смертную казнь за семь видов преступлений, среди которых указывались, в частности, крамола (измена) и церковная татьба (воровство).

Оба подвижника одинаково относились к проблеме стяжания-нестяжания

В сущности, одинаково оба подвижника относились и к проблеме стяжания-нестяжания. О преподобном Иосифе я уже говорил. Скажу несколько слов и о святом Ниле. Он вовсе не отрицал опыта монашеского общежития и общежительных монастырей, владеющих имуществом и землями. Он сам много лет был в числе братии богатейшего Кирилло-Белозерского монастыря, да и основанный им на реке Соре скит был подчинен этому монастырю. Но при этом преподобный Нил считал, что молитвенному деланию более способствует уединенный образ жизни, основанный на личном труде. Как можно судить по собственным писаниям двух великих современников, для них обоих затворническое молитвенное самоуглубление и полное отрешение от мира было оправдано только духовной пользой для церковного народа; равно и открыто обращенное к миру подвизание общиной было для них духовно плодотворным только при условии непрестанного индивидуального молитвенного стояния внутри себя.

О какой-то борьбе можно говорить только применительно к более позднему времени уже среди последователей Иосифа и Нила. Да и то условно, поскольку первые, «иосифляне», под стать своему учителю, были более деятельны и активно вмешивались в жизнь общества за оградой монастыря; вторые же, «заволжские старцы», вслед за Нилом сознательно устранялись от жизни в уединение скитов, и их влияние на общество было менее заметным. Ключевые же позиции в Церкви, естественно, оставались ее более динамичным служителям. Но в этом не было разделения.

– Какой главный урок может извлечь наша Церковь из не столько столкновения «иосифлян» и «нестяжателей», сколько разного видения ими монашеского служения?

– Мне представляется, что для нашей Церкви был и остается весьма духовно питательным опыт и ее видимого, и ее сокровенного служения народу. Так вообще-то было в истории Православной Церкви всегда. В разных народах в разные времена в своем служении Господу среди многих выделялись исключительные личности того и другого склада, за теми и другими шли люди, о тех и других народ Божий хранит благодарную память, тех и других чтит в своих молитвах, благодаря тем и другим преодолевается в народе рознь и… тем самым сохраняется единство.

– Почему преподобный Иосиф стал покровителем православного предпринимательства и хозяйствования? Какой посыл это имеет для самих бизнесменов?

Преподобный Иосиф обогащался духовно, в жизнь вечную. А каковы мотивы и цели трудов наших бизнесменов?

– Я бы вообще избегал разговора о специализации святых угодников Божиих в их молитвенной помощи нам грешным. У Господа-то, на Небесех, все они едины и равны. Но так решают люди: один святой от зубной боли помогает, другой – в деторождении, третий – в торговых делах, путешествиях и т.д. Хотя ясно, что помощь мы получаем именно от Бога и лишь по молитвам Его и наших святых. Что же касается преподобного Иосифа Волоцкого как покровителя предпринимательства и хозяйствования, то скажу следующее. Преподобный был предпринимателем и хозяином не для себя лично, а для Бога, Церкви и людей. Вот главная цель его молитвенного и деятельного служения. На этом поприще он обогащался. Но обогащался духовно, в жизнь вечную. А каковы мотивы и цели трудов наших бизнесменов? Тут очевидно расхождение. Да и скептическая русская поговорка вспоминается: «От трудов праведных не наживешь палат каменных!» Полагаю, глядя на образ Преподобного, нашим бизнесменам стоит об этом крепко подумать.

– В чем значение богословия преподобного Иосифа Волоцкого?

– Ничего нового преподобный Иосиф в богословие христианства не привнес. Но он был последователен и тверд в своей верности богословию Вселенских Соборов и святых отцов. Для русской же богословской мысли его значение архиважно. Так как он стал первым русским мыслителем, который на страницах своей книги «Просветитель» системно изложил все православное вероучение – о Боге Творце и Троице, о Сыне Божием Иисусе Христе, о Святом Духе, о Пресвятой Богородице, о Втором пришествии Спасителя, о Церкви, церковных святынях, обрядах, судебном праве. И в течение последующих 200 лет русские церковные писатели опирались на текст «Просветителя», находя в нем аргументы и подражая ему. Полагаю, уже это одно весьма ценно.

Русский церковный деятель, православный богослов, идеолог сильной монастырской власти и обличитель вольномыслия (ересей).

Будучи недовольным порядками в ряде монастырей, которые он посетил в юности, в 1479 году Иосиф Волоцкий основал Успенский монастырь (известный впоследствии как Иосифо-Волоколамский монастырь).

Иосиф Волоцкий - автор более 40 произведений, но основное его сочинение: «Просветитель, или Окончание ереси жидовствующих», которое имеет несколько авторских редакций. Первая редакция датируется 1502 годом.

Он выступал сторонником сильной монастырской власти, неукоснительного подчинения монахов игумену, строгого следования распорядку монастыря, а также отстаивал необходимость украшать православные
храмы красивыми и богатыми росписями, иконостасами и образами.

Главное по Иосифу Волоцкому – святость обряда, а не внутренний и мистический мир верующего человека, который отстаивал его оппонент Нил Сорский .

В.В. Налимов считает, что православная цероковь «… трижды ввергала Русь в искушение властью, и трижды это искушение принималось.
Первое искушение относится к XVI веку. Оно касается основоположников двух направлений русского Православия: Иосифа Волоцкого и Нила Сорского . Нил Сорский и его сподвижники, получившие наименование «нестяжателей», вели аскетическую жизнь, призывали к любви, защищали духовную свободу и заступались за гонимых еретиков, которых сторонники Иосифа - «осифляне» предавали казни.
Нестяжатели предпочитали трудовую бедность и даже не просили милостыни, стремились быть независимы от светской власти, были обращены к духовному наследию Востока.
В их иноческой организации царили кротость и безвластие.
В противоположность им осифляне призывали к страху Божьему и ополчались на еретиков, для них была характерна суровая дисциплина, уставная молитва и показное обрядовое благочестие.
Сторонники Иосифа были ярыми религиозными националистами, работали над укреплением самодержавия и добровольно отдавали под попечение государства свои монастыри и всю русскую церковь.
Для них была нестерпима духовная свобода и мистически-созерцательная жизнь сподвижников Нила Сорского .
В середине XVI века был произведён разгром заволжских скитов нестяжателей.
С их исчезновением ушло и мистическое направление в русском монашестве. Осифлянство с его преданностью богатству и Власти - победило.
Но эта победа обернулась большими невзгодами для духовной жизни.
Среди учеников Иосифа Волоцкого можно увидеть много иерархов, но ни одного святого.
Венчание на царство в 1547 году Ивана Грозного разделило духовную жизнь на два этапа: святая Русь и Православное царство.
Но власть несовместима с духовностью.
Христос не принял искушение властью, а русская церковь - приняла. Она создала традицию обрядового благочестия, когда под прикрытием имени Христа можно делать всё что угодно для укрепления самодержавия».

Золотухина-Аболина Е.В., В. В. Налимов, М., ИКЦ «МарТ»; Ростов-на-Дону Издательский центр «МарТ», 2005 г., с. 87.

В 1503 году на Церковном Соборе Иосиф Волоцкий и его сторонники добились осуждения «нестяжателей» во главе с Нилом Сорским , выступавшим за отмену монастырского землевладения.

Иосиф Волоцкий призывал светские власти преследовать и казнить отступников от православия и тех еретиков, кто «прельщает» православных еретическими учениями.

«Согласно сведениям, приведённым в «Просветителе» Иосифа Волоцкого , учение «жидовствующих» представлялось в следующем виде: они отрицали Троичность Бога и божественность Иисуса Христа , не верили в благодатную силу таинства причастия, не признавали поклонения иконам, отрицали необходимость монашества и духовной иерархии. В 1480 г. эта ересь проникла в Москву, причём невольным виновником этого был великий князь Иван Васильевич. Ему пришлись по сердцу два новгородских священника, которые тайно исповедовали эту ересь, и он пригласил их в Москву».

Архимандрит Августин (Никитин), Новгород Великий в записках итальянцев, в Сб.: Дипломаты-писатели; писатели-дипломаты / Сост.: В.Е. Багно, СПб, «Союз писателей Санкт-Петербурга», 2001 г., с. 7.

Сменив очередного покровителя, после 1508 года Иосиф Волоцкий своих письмах обосновывает идею о божественном происхождении великокняжеской власти и о необходимости союза церкви и светской власти.

Со второй половины XVI века его последователей называть «иосифляне» (осифляне).

В 1579 году Иосиф Волоцкий причислен Православной церковью к лику святых.

До сих пор не смолкают споры в отношении роли преподобного Иосифа

«Преподобный видел в Церкви замечательный инструмент передачи народных богатств от богатых бедным, - говорит Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. - Как сказали бы сегодня экономисты, он видел в Церкви инструмент перераспределения материальных благ и считал, что именно Церковь может взять от богатых и передать бедным. А потому всякие обвинения преподобного Иосифа в стяжательстве — это надуманные обвинения», - убежден Патриарх.

Преподобный Иосиф вырос в дворянской семье Саниных, владевших селом Покровское (Язвище) в 18 верстах от Волока на реке Ламе. Покровское было вотчиною его прадеда, Александра Сани, выходца из Литвы, которую он получил от святого благоверного великого князя Дмитрия Донского за верную службу. Сын Александра, Григорий, был человеком благочестивым, он любил повторять:

«Дал бы нам Бог Царство Небесное, а Рай - то наше Отечество, которое мы погубили и снова получили в дар от Господа чрез Его воплощение».

От доброго древа - добрые плоды: сын Григория Иван и его супруга Марина были горячо верующими людьми; они вымолили у Бога ребёнка, который родился 12 ноября 1440 г., в день памяти Иоанна Милостивого, в честь которого и был наречён. Счастливые отец и мать всегда называли его меж собой «дитя молитвы».

С самого раннего возраста и до смерти жизнь Ивана, будущего созидателя великой Волоцкой обители, была связана с монастырями.

Его дед Григорий в зрелые годы стал иноком Герасимом, бабушка - инокиней Ириной, перешли в монашество его отец и все три брата - Вассиан, Акакий и Елеазар.

Мать приняла схиму во Власиевском женском монастыре под именем Марии. Путь самого Ивана в обитель начался в 8 лет, когда его отдали в ученье к старцу Арсению Леженке в Волоколамский Крестовоздвиженский монастырь. В то время грамоте на Руси учились по Библии и богослужебным книгам: в первый год мальчик выучил Псалтырь, а ещё через год освоил Священное Писание, «чтец бысть и певец». Он рано ощутил склонность к иночеству: мир за монастырскими стенами, полный грехов и соблазнов, его не манил. Иван принялся за поиск духовного наставника и вскоре ушёл под духовное руководство старца Варсонофия Неумоя в обитель св. Саввы на Тверской земле. Там его ждало ужасное разочарование - насельники обители были заражены грехом сквернословия. Старец Варсонофий сказал Ивану: «Не удобно ти чадо, в здешних монастырех жити, но иди к преподобному Пафнутию в Боровск».

Игумен Боровского монастыря, воспитанный священноиноком Никитой, который в свою очередь был «учеником чудного отца, святого чудотворца Сергия Радонежского», Пафнутий «во всём искусен был как подобает пастырю, о пастве заботясь, и во всём примером был стаду, и всегда неправды уклонялся, правде прилежал, беспрестанно работал Господу день и ночь: днём в монастырских службах прежде всех находил работу, ночь в молитвах проводил». 20-летний Иван Санин прибыл в Боровск вечером 13 февраля 1460 г. и застал угодника Божия за работой: игумен, одетый в такую же худую рабочую ряску, как и все, рубил дрова и вместе с другими монахами сносил их в поленницу. Но лишь раздался благовест к вечерне, братия направилась к храму. Иван упал в ноги Пафнутию, моля взять его в число спасающихся, а тот сказал, когда Иван не мог его слышать:

«Этот юноша имеет духовную силу и создаст обитель сильнее нашей». В тот же день преподобный Пафнутий облек Ивана в иноческий образ и нарек Иосифом.После пострижения старец протянул стоящему перед ним на коленях молодому монаху свои четки: «Вот, чадо, меч духовный. Рази им невидимых врагов».

Иосиф был молод и крепок, поэтому его первое послушание проходило в пекарне. Не всякий мог выдержать столь тяжкий труд, ведь «ядущих было множество»!

Кормили всех: иноков, наёмных работников, тех, кто пришёл ради пользы душевной, нищих, странников и просто «мимоходящих». Многие уносили хлеб с собой. Во время голода монастырь кормил до тысячи человек в день!

Через три года прозорливый Пафнутий перевёл Иосифа в монастырскую больницу, где тот с кротостью и терпением ухаживал за недужными, «чисте всем работая, яко Христови самому». Навык скоро пригодился - отец Иосифа тяжело заболел: тело покрылось струпьями, как у многострадального Иова, ноги не слушались, руки тряслись, он не мог удержать чашку или ложку, не мог даже повернуться с боку на бок без посторонней помощи. Пафнутий благословил Иосифа взять Ивана Григорьевича к себе в келью, где сын лелеял отца 20 лет, из которых последние 15 тот был уже монахом Иоанникием. Умирая, благодарный родитель сказал: «Не я был тебе отцом, но ты мне».

18 лет провел Иосиф в послушании у Пафнутия Боровского, но не только физический и молитвенный труд были его уделом. Он много читал, всё глубже проникаясь богоданным смыслом святоотеческих книг. Обладая исключительной памятью, мог цитировать обширные отрывки, держал Святое Писание, по выражению преподобного Досифея (Топоркова), «памятью на краи языка», был «старцем не по годам, а по мудрости». По заслугам игумен Пафнутий благословил Иосифа управлять монастырем.

Иосифу Волоцкому не было и сорока, когда сразу после преставления преподобного Пафнутия в 1477 г. великий князь Иван III утвердил его в сане игумена. Лучшей кандидатуры нельзя было найти.

Иосиф «в потребах служения манастырскаго искусен бе паче всех сущих тамо. И возрастом умерен и лицем благообразен, по древнему Иосифу, браду имея окряжену и должиною мерну, тогда темнорус, в старости же сединами сияя», - такой его словесный портрет оставил нам Досифей.

Новый игумен сразу предложил братии строжайший общежитский устав по образцу Афонского, который знал досконально: рассказы об Афонских старцах и их Жития дошли до нас, переписанные рукою самого Иосифа. Но подначальным устав не понравился. Видя это, Иосиф решил уйти, дабы не вызвать «бунта»: «Видев же яко не согласуют ему нравы сущих ту, оставляет начальство». Он поехал на Русский Север, где на глухой речке Соре, подвизался в скиту после возвращения с Афона знаменитый наставник «умной молитвы» Нил (Николай Майков). На Белоозере Иосиф пробовал выдать себя за простого инока: таскал воду, прислуживал на поварне, однако образованность и повадка скоро обличили его как высокое духовное лицо. Он снова двинулся в путь: посетил Савватиеву пустынь и снова был удручён тамошними порядками; побывал в Калязинском монастыре, поклонился святым мощам Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой лавре. Из лавры заехал в Москву к Борису Васильевичу Кутузову, другу своего детства, который в то время был окольничим великого князя. У Кутузова состоялась очень важная для преподобного Иосифа встреча с настоятелем Чудова монастыря архимандритом Геннадием, будущим архиепископом Новгородским - скоро им предстояла совместная борьба со страшной ересью.

Набравшись опыта, Иосиф решил построить монастырь по собственному замыслу и уставу в родных краях, «сущу близ достоаниа отец его». С образом Божией Матери «Одигитрия» письма Дионисиева, которым благословил его когда-то преподобный Пафнутий, и с единомышленниками Герасимом Чёрным, Кассианом Босым, родными своими братьями Акакием и Вассианом, Иосиф прибыл к князю Борису Васильевичу Волоцкому, тепло относившемуся ко всей семье Саниных.

Перед прибытием Иосифа в Волоколамск, в лесу на северо-восток от города случилась буря, вырывавшая с корнем деревья, в результате чего образовалась обширная поляна, как будто свыше было расчищено место для новой обители.

В центр поляны ударила крестообразная молния. Иосиф с братией водрузили крест на том месте и прикрепили к нему образ Пресвятой Богородицы - благословение преподобного Пафнутия.

Так у слияния речек Сестры и Струги в 1479 г. возник Волоколамский монастырь. Первая деревянная церковь была заложена 6 июня, а 15 августа уже завершена, за 5-6 лет построился каменный храм в честь иконы Божией Матери «Одигитрия», который «вельми чудно» расписал в 1488 г. прославленный живописец Дионисий. В мае 1506 г. на пожертвования князя С. И. Бельского и Б. В. Кутузова были сооружены тёплая церковь в честь Богоявления, кирпичная трапезная и хлебня. Сбылись предсказания преподобного Пафнутия при постриге юного Иосифа: тот создал свою «сильную обитель».

Правда, «сильной» она стала не сразу: в первое время монахи бедствовали. Выручал волоцкий князь, снабжавший «брашном и питием». Он же пожаловал монастырю первые земельные владения в октябре 1479 г., имевшие широкий правовой иммунитет и освобождение от главного налога - дани. После смерти князя Иосифу стал покровительствовать его наследник, Фёдор Борисович. В апреле 1498 г. он пожаловал обители право без пошлины держать на озере Селигер 10 ловцов рыбы, а в марте 1500 г. передал земли в Ржевском уезде. В том же месяце обитель получила от князя Фёдора двор в Волоке Ламском. Последними жалованными грамотами, полученными обителью в период игуменства Иосифа, были грамоты великого князя Василия III от 17 февраля 1515 г. об освобождении от большинства налогов монастырских владений. Всего за период игуменства Иосифа монастырь получил 27 земельных вкладов, 10 из них - от удельных князей. Это позволило в дальнейшем активно формировать монастырскую вотчину: при Иосифе монастырь совершил 21 покупку и произвел 10 обменов земель. Оказал поддержку обители, прилежавшей к Новгородской епархии, и архиепископ Геннадий.

Монастырь, управляемый советом старцев, процветал. Однако напрасно другой великий подвижник, заволжский старец Нил Сорский, упрекал Иосифа Волоцкого в «стяжании». Богатство собиралось Иосифом «не для себя - для Церкви Христовой». Оно не имело места в жизни иноков. Ктитор «киновиа Пречистыа богородица близ града Волока Ламьскаго» ввёл устав, в котором обобщил всё лучшее из практики русских общежительных монастырей. К богослужению следовало являться по первому благовесту и занимать в храме только своё место, менять его и разговаривать во время службы возбранялось. После литургии все шли в трапезную, безмолвно вкушали простую еду и внимали душеспасительному чтению.

Есть и пить отдельно от других воспрещалось, хмельное зелье нельзя было даже держать в стенах монастыря.

Иноки носили ветхую одежду и обувь из лыка, принадлежавшие всем и никому, кротко снося зной и холод. Многие налагали на тело железную броню, вериги, колющие власяницы. Спали мало, сидя или стоя. Все тяготы неслись строго с благословения настоятеля. В свободное от молитв время монахи обязаны были участвовать в общих работах. Женщинам и детям в обитель ходу не было. Многие могут понять этот запрет как оскорбительное отношение к женщинам и детям. Это не так. Весной этого года я встречалась с архимандритом Новомосковского Свято-Успенского мужского монастыря Лавром. В беседе он сказал: «У нас ведь тут не венчают, не крестят новорожденных, только отпевают покойников...» Я спросила: «Почему?» «А чтоб не смущать молодых монахов, - ответил владыка. - Зачем им это? Увидят красивую девушку-невесту, ребёночка подержат - и себе такого захочется, чтоб семья, детишки. Монахам и так трудно, зачем их растревоживать, я их берегу. Пусть о жизни вечной думают, им это больше подходит...» Иосиф Волоцкий тоже заботился о душевном состоянии иноков, поддерживал их мудрыми советами и усердной молитвой Богу о спасении вверенных ему душ. Во всём он был примером- прежде всех приходил в храм и после всех покидал его, на общих работах трудился как последний из братии, носил ту же одежду, что и все, изнурял себя постом и бдением. Но никто никогда не видел его унылым или усталым.

Во время одного из обходов монастыря он заметил человека, крадущего зерно из монастырской житницы.

Вор хотел бежать, но Иосиф остановил его. Поняв, что тот пошёл на преступление, чтобы накормить голодающую семью, игумен сам насыпал ему мешок жита и отпустил, пообещав помогать и впредь.

Если поселяне нуждались в семенах для посева, лишались домашнего скота, земледельческих орудий, Иосиф всегда давал им нужное. В голодные годы люди сотнями стекались к обители и получали пропитание.

За прегрешения волоцкий игумен наказывал строго: назначал сроки епитимий от года до 15 лет, обязательные молитвы до 1 тыс. на день, пост 5 дней в неделю, обязательную милостыню. Он был духовником князя Бориса Волоцкого, крёстным отцом и духовником его сына, князя Ивана Рузского, духовником удельного князя Юрия Ивановича, великий князь Василий III при посредничестве Иосифа примирился с князем Юрием Ивановичем, а Иоанн III просил у преподобного прощения за покровительство «жидовской ереси».

Ересь эта впервые обнаружилась в 1471 г. в Новгороде. Архиепископу Геннадию поступил донос на священников Григория и Герасима, которые «поругалися святым иконам». Вскрылись и другие случаи глумления над святынями: «...а что пакы безъименних, ино и числа нет, кое резаны, а не весть». Стало известно также, что немцовский игумен Захария своим постриженикам воспрещал причащаться, и сам не причащался. Встревоженный Геннадий пишет митрополиту Геронтию, епископам Ростовскому и Суздальскому Нифонту, Пермскому Филофею, Сарайскому Прохору и другим иерархам Русской Церкви. В феврале 1488 г. великий князь и митрополит поручили Геннадию провести расследование. Со стороны мирских властей участвовали княжий наместник Яков Захарьин и его брат Юрий. В это время к архиепископу прибрёл с повинной некий поп Наум: он заявил, что хочет перейти из ереси обратно в Православие, выдал ещё четырёх еретиков и предоставил владыке «тетрати» жидовствующих. Из них узналось, что те кощунствовали над иконами, не признавали святых отцов и постановлений Вселенских Соборов, глумились над непорочным зачатием Девы Марии, не признавали в святой Евхаристии Тела и Крови Иисуса, не верили в Воскресение и Вознесение Христа, отрицая Его Божественную сущность: «Христос Иисус был не более, как пророк, подобный Моисею, а не равный Богу и Отцу». Непризнание божественной природы Иисуса Христа и отрицание связанных с этим догматов, свидетельствует о том, что мировоззрение еретиков основывалось на иудаизме. Выяснилось, что сия апостасия занесена на Русь неким Схарией, прибывшим в Новгород в свите луцкого князя Михаила Олельковича из Литвы. Дело пошло успешно, и из Литвы прибыли ему в помощь Иосиф Шмойло-Скаровей и Моисей Хануш. Профессор Иерусалимского университета гебраистики М. Таубе считает, что их целью было обратить русских в иудаизм из мистических побуждений, «тщательно скрытых от их ничего не подозревающей аудитории».

На допросе у Захарьиных сын попа Григория Самсонка сознался, что к ереси причастен и московский дьяк Фёдор Курицын, один из влиятельнейших политиков в окружении великого князя, в 1482 г. вывезший из венгерского королевства некоего «угрина Мартынку», сыгравшего большую роль в формировании московской ереси, а также потопопы Алексей и Дионисий, которых Иван III в 1480 г. забрал из Новгорода в Москву и поставил на высокие должности. Дело приобрело государственное значение. Новгородский владыка вкупе с главным искоренителем ереси Иосифом Волоцким потребовали созыва Собора. Митрополит Геронтий умер, его заместил ставленник Курицына, игумен Симонова монастыря Зосима, которого Иосиф называл «злобесным волком»: «Осквернил он святительский престол, одних уча жидовству, других содомски скверня - Сын погибели, он Сына Божия попрал, похулил Пречистую Богородицу и всех святых унизил; икону Господа нашего Иисуса Христа и пречистой Его Матери и иконы всех святых называет болванами». Иосиф умолял верных обличать Зосиму, прекратить всякое общение с ним, не принимать от него благословения. Многие вняли преподобному Иосифу, и вскоре Зосима сложил с себя омофор (Курицына в это время в Москве не было).

Но всё равно Собор 1490 г. ощутимых результатов борьбы с ересью не дал. Только состоявшийся усилиями Иосифа Волоцкого Собор 1504 г. стал решающим. В нём приняли участие авторитетные лица Церкви, в том числе заволжские старцы Паисий Ярославов и Нил Сорский, перед лицом грозной опасности забывшие прежние разногласия с Иосифом. Ряд «Слов» в иосифовом «Просветителе», в том числе и жёсткие слова о еретиках, были переписаны рукой Нила Сорского.

Непримиримые в поисках формы идеального монастырского устройства, Нил и Иосиф пришли к полному единению в вопросе борьбы с еретиками.

По мнению известного учёного И. С. Лурье, «сотрудничество в составлении «Просветителя» позволяет скорректировать наши представления об отношениях этих двух святых XV века». Согласно соборному решению, ересь жидовствующих была предана анафеме, а еретики подлежали отлучению. В Новгороде еретиков провезли по городу на конях, посаженными задом наперёд, в берестяных колпаках и с надписью на груди: «Се сатанино воинство». В конце экзекуции колпаки были сожжены на головах осуждённых, а сами они разосланы по дальним монастырям на покаяние. Архиепископ Геннадий понял, что ересь привилась среди клирошан потому, что они были плохо образованы богословски и сосредоточил усилия на просвещении подчиненного ему духовенства, начиная с училищ.

Московские еретики, опирающиеся на поддержку невестки великого князя Елены Стефановны (Елены Волошанки), вдовы Ивана Ивановича Молодого, почти не пострадали. Иван III медлил с наказанием, открыв Иосифу Волоцкому, что знал «которую ересь держал Фёдор Курицын».

На пиру, при свидетелях Иван III спросил Иосифа: не грех ли казнить еретиков? Тот убеждал, что не грех, а обязанность высшей власти - преследовать еретиков.

Однако Иван III по-прежнему бездействовал. Иосиф обратился к его духовнику, архимандриту Андронникова монастыря Митрофану, и к соправителю - великому князю Василию, и в их лице нашёл сильную поддержку. Казнь состоялась. Брата Фёдора Курицына Ивана Волка, Ивана Максимова, Дмитрия Пустосёлова сожгли в специально построенных деревянных срубах. Некраса Рукавова по урезанию языка отослали в Новгород, где сожгли вместе с юрьевским архимандритом Касьяном, братом Иваном Самочёрным и другими, остальных разослали по монастырям.

В это время возобновились нападки на Иосифа Волоцкого по обвинению в «стяжании». Вопрос даже обсуждался на Соборе, который вынес решение: «Не смеем отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно». Преподобный Иосиф близко к сердцу принимал несправедливые укоры: «И нецыи неправе смысляще, во много время при животе отца хулами облыгаху и многи беды подвизахуся ему навести».

В последние годы жизни он тяжело болел, почти ослеп. Перед кончиной Иосиф принял схиму.

8 сентября 1515 г., приобщившись Святых Христовых Таин, преподобный Иосиф преставился, предсказав братии: «Вот вам знамение: аще получу от Бога милость, то обитель сия ничим же скудна будет». И слова его сбылись.

Сегодня мощи и вериги святого покоятся в Успенском соборе Иосифо-Волоцкого монастыря и доступны для поклонения. Московский Собор 20 декабря 1578 г. причислил Иосифа Волоцкого к лику святых. 14 июня 2009 г. возле обители открыт бронзовый памятник преподобному Иосифу, прожившему свою жизнь «не для себя - ради Церкви Христовой».

Преподобный Иосиф Волоцкий почитается в лике преподобных, память его совершается 9/22 сентября и 18/31 октября

Специально для Столетия

1. Св. игумен Иосиф Волоцкий и его церковно–политические воззрения

XV в. был вершиной русского подвижничества. Этот расцвет, возвысивший духовный авторитет монашества в государственной жизни, явился следствием плодотворного духовного делания целого сонма подвижников, которые так или иначе были связаны со школой св. Сергия Радонежского. Аскетические воззрения Сергия, который подчеркивал решающее значение строгого общежития, стали основой монастырской жизни. Но преподобный Сергий не предлагал целостной системы аскетического воспитания, он скорее полагался на духовные дары своих преемников. И вот уже у некоторых его учеников - у св. Павла Обнорского или св. Кирилла Белозерского - проступают своеобразные черты их духовной индивидуальности. Следствия личностного, индивидуального подхода к аскезе не замедлили проявиться: у новых поколений подвижников мы обнаруживаем новые черты. Они становятся вполне заметны уже в последней четверти XV в.; в монашестве формируются два направления, по–разному понимающие суть христианской аскезы; в результате русское иночество разделилось на две борющиеся партии: одна известна под названием «иосифлян» (именуется так по ее главному представителю Иосифу Волоцкому), а другая - под названием «нестяжателей» или «заволжских старцев».

Иосиф, настоятель Волоколамского монастыря в окрестностях Волока Ламского, недалеко от Москвы, генеалогически тоже связан со школой Сергия Радонежского. Ученик св. Сергия Никита, основавший монастырь в Серпухове, последние свои годы провел в Высоцком монастыре в Боровске (Калужская губерния), там у него был ученик, находившийся под его духовным руководством. Этот ученик по имени Пафнутий, из крещеной татарской семьи, около 1445 г. основал в дремучем лесу вблизи Боровска монастырь. Духовная связь Пафнутия с преподобным Сергием (через Никиту) придавала ему особый авторитет в глазах современников и московского общества более поздней эпохи. Почти 30 лет управлял Пафнутий Боровской обителью. Он оказался очень способным хозяином и строгим настоятелем, придававшим весьма большое значение внешней стороне монастырского быта. Пафнутий был в хороших и тесных отношениях с великокняжеской семьей, и долго после его смерти (он скончался в 1477 г.) в царской семье хранилась память о нем; двое из его учеников, св. Даниил Переяславский и монах Кассиан Босой, будучи уже древними старцами, стали восприемниками новорожденного Ивана, впоследствии царя Ивана IV Грозного (1533–1584) .

В атмосфере этого монастыря с хорошо поставленным хозяйством - Пафнутий получил в дар от великого князя много денег и земель, - где аскеза понималась в некотором смысле внешним образом, получил юный Иосиф свое начальное иноческое воспитание. Он родился в 1439/40 г. в боярской семье. В 20–летнем возрасте он пришел в Боровский монастырь (около 1460 г.) после недолгого пребывания в другой обители, монашеский быт которой его не удовлетворил. В своей подвижнической жизни Иосиф следовал наставлениям Пафнутия: тяжелая работа в разных хозяйственных заведениях монастыря и долгие богослужения, которые совершались пафнутьевскими иноками с чрезвычайно строгим, «буквальным» соблюдением устава. Это и была та школа, которая привила Иосифу особо ревностное отношение к внешнему поведению монаха за богослужением, что в составленном им монастырском уставе («Духовной грамоте») стоит на первом месте.

Стареющий Пафнутий видел, что Иосиф по своему характеру лучше других годится в его преемники, и стал привлекать его к делам монастырского управления в надежде, что Иосиф, если братия изберет его настоятелем, сумеет сохранить в обители дух ее основателя. Иосиф часто сопровождал игумена в его поездках в Москву и находил там при дворе великого князя благожелательный прием. Иосиф, действительно, стал преемником Пафнутия. Неясно, правда, каким образом он получил сан настоятеля - по выбору братии или по распоряжению великого князя: два жития, составленные вскоре после кончины Иосифа, противоречат друг другу в рассказе об этом событии. Во всяком случае, хорошие отношения Иосифа с великим князем не могли не учитываться братией. Уже в начале своего настоятельства Иосиф столкнулся с заботами и трудностями, которые хорошо характеризуют Пафнутьевский монастырь. Монастырь жил больше в духе формальной строгости, очень много внимания уделялось хозяйственным делам; когда Иосиф попытался поднять уровень общежития в монастыре, который (вероятно, из–за большого размаха хозяйственных работ) претерпевал обмирщение, среди братии возникло недовольство и ропот. Старые монахи, которые уже привыкли к устоявшемуся быту, оказали упорное сопротивление нововведениям, хотя в принципе и они признавали необходимость улучшения порядка. Противление пафнутьевской братии было так сильно, что Иосиф вынужден был уйти из обители. В сопровождении одного монаха он некоторое время - около года - пространствовал из монастыря в монастырь; заходил он в этих странствиях и в Кириллов монастырь на Белом озере.

Через год Иосиф возвратился в Боровский монастырь, но там оставался недолго, ибо уже решил основать свою, новую обитель. Он ушел из Боровского монастыря вместе с несколькими иноками, направившись в сторону Волока Ламского (Волоколамска), и основал монастырь (1479), который быстро вырос и сыграл столь важную роль в церковных делах следующего столетия. Богатые вклады (села и деньги), которые получал монастырь Иосифа от волоколамского князя, доказывают только то, что Иосиф сумел скоро установить с ним добрые отношения. Материальное благосостояние обители позволило уже в 1486 г. построить большую каменную церковь и украсить ее фресками знаменитого иконописца XV–XVI вв. Дионисия; позже были воздвигнуты высокая колокольня и несколько других монастырских строений, все из камня, что в ту пору в лесной полосе Северной Руси осуществимо было лишь при щедрой денежной поддержке. Богатые дары стекались отовсюду, особенно от людей, которые постригались в монастыре и передавали ему все свое имущество. Иосиф охотно принимал приношения, и вскоре его монастырь размахом своего хозяйства стал похож на монастырь Пафнутия: кругом лежали поля, на полях работали крестьяне из монастырских сел, везде стояли амбары, риги и навесы; новоначальному иноку монастырь представлялся большим поместьем, и многие монахи, имевшие хозяйственные послушания, должны были все свободное от богослужений время посвящать хозяйственным попечениям. Это позволяло игумену заниматься благотворительностью и в неурожайные годы помогать населению окрестных сел.

Во время своего странствия по севернорусским обителям Иосиф нашел, что там не везде строго соблюдается общежитие. Поэтому он решил с самого начала ввести в своем монастыре киновию и соблюдать ее самым неукоснительным образом. Позже он написал монастырский устав, известный под названием «Духовная грамота» . Этот устав особенно важен для нас, ибо он дает хорошую возможность внимательно всмотреться в религиозно–нравственные и аскетические воззрения Иосифа. Иосиф предстает перед нами как выразитель внешней, формально понимаемой христианской аскезы. Духовное окормление иноков Иосиф строит не на совершенствовании души и воли, а на внешне безупречном поведении монаха. Внешняя сторона в поведении, «телесное благообразие», как говорит Иосиф, должна быть главной заботой всякого, кто хочет стать хорошим монахом. В этом отношении Иосиф - характерный выразитель того древнерусского воззрения, по которому главным было строгое наставление и буквальное исполнение обрядов. Аскетический ригоризм Иосифа направлен на то, чтобы до мельчайших деталей регламентировать и расписать весь монастырский быт в его внешнем течении. Он исходит при этом из мысли, что из трех монашеских обетов на первом месте стоит обет послушания, а точная регламентация является самым верным средством добиться послушания.

Тут необходимо отметить, что взгляд Иосифа на духовное окормление иноков коренным образом отличается от воззрений старцев. Старцы тоже видят в послушании хорошее средство для воспитания новоначального инока, но они используют его именно как средство и всегда стремятся к тому, чтобы в духовном руководстве учитывать своеобразие личности ученика, избегать шаблона в подходе к духовному совершенствованию иноков.

Иосиф пренебрегал и духовными основами христианской аскезы в целом, и основами монастырского наставничества в частности. Это особенно остро проявилось в его взглядах на взаимоотношения между настоятелем и братией. Требования, которые Иосиф предъявляет настоятелю, носят лишь внешний характер. Говоря об этом в своем уставе, он подкрепляет рассуждения многими примерами из истории восточного иночества и требует от настоятеля крайне сурового обхождения с братией. Он воспитывает инока не воздействием на его совесть, не доказательствами духовного достоинства аскезы, а запугиванием непослушных. Монах при этом видит в настоятеле не духовного наставника, которому он мог бы открыть свои душевные тревоги и получить от него совет и помощь, а монастырское начальство, которое не только может, но и обязано наказывать его за любую, самую малую провинность.

Устав предписывает иноку определенное поведение в своей келье, в трапезной, за работой и на богослужении в храме. В церкви, например, у каждого монаха должно быть свое определенное место и одна и та же дверь, через которую ему следует входить и выходить. Иосиф даже пишет о том, как монах должен стоять, как держать голову и руки, когда осенять себя крестным знамением. Устав главным образом касается общей молитвы, он требует, чтобы при богослужении все вычитывалось и пелось без сокращений. Из–за этого богослужение затягивалось, и для келейной молитвы у инока не оставалось времени; нельзя забывать, что монахи в его обители много времени уделяли хозяйственным работам - меньше рукоделию, больше управлению монастырскими заведениями (мельницами, полевыми работами и т. д.) .

Организуя такой монастырский быт, Иосиф преследовал вполне определенные цели. По его убеждению, монастырь как церковный институт имеет свои особые задачи. Но задачи эти не имеют чисто аскетического характера. Монастырь должен стать своего рода церковно–пастырской школой, предназначенной для подготовки будущих иерархов. Единообразие в методах духовного воспитания иноков, одинаковое поведение монахов на богослужении и во всех других обстоятельствах жизни, доступных взору верующих, должны были, по мысли Иосифа, придать особый авторитет будущим иерархам во мнении паствы. Иосиф вообще мало внимания уделял нравственно–просветительской деятельности епископов. Церковная иерархия, считал он, должна не просвещать, но править, управлять.

Как в уставе, так и в других своих сочинениях Иосиф проводит мысль о тесной взаимосвязи церковных и государственных задач. Епископ для Иосифа одновременно слуга и Церкви, и государства, монастырь сам представляет собой своего рода церковно–государственное учреждение. Из этой главной идеи само собой вытекает оправдание притязаний монастырей на земельные владения, населенные крестьянами. Чтобы иметь возможность готовить будущую церковную иерархию, монастырь должен быть обеспечен в хозяйственном и финансовом отношении. «Аще у монастырей сел не будет, - замечает в одном месте Иосиф, - како честному и благородному человеку (то есть будущему владыке) постричися?» Эта кратко сформулированная мысль о задачах монастыря была особенно благосклонно воспринята широкими кругами тогдашнего монашества и епископата. Она лежала в основе мировоззрения, которое присуще было многим представителям русской церковной иерархии XVI в. Эти владыки составляли чрезвычайно влиятельную группу так называемых иосифлян, которая начала оказывать интенсивное воздействие на жизнь Русской Церкви и вскоре на долгое время взяла в свои руки бразды церковного правления.

О влиянии иосифлянства красноречиво говорит и то обстоятельство, что в XVI в. епископат не только разделял идеи Иосифа, но и по большей части состоял из постриженников Иосифо–Волоколамского монастыря. Главную роль тут играл Московский митрополит Даниил (1522–1539), верный ученик Иосифа и его преемник по управлению Волоколамским монастырем (1515–1522), типичный князь Церкви с иосифлянским мировоззрением, выдвигавший на архиерейские кафедры монахов своего монастыря. Другой выдающийся митрополит XVI в. - Макарий (1542–1563), который после кратковременного пребывания на престоле митрополита Иоасафа (1539–1542) продолжил церковную политику Даниила, в смысле тесной увязки задач Церкви и государства, тоже принадлежал к поборникам иосифлянства. Постановления Стоглавого Собора, или Стоглава, созванного в Москве в 1551 г., имеют явно выраженную иосифлянскую окраску; из девяти владык, участвовавших в деяниях Собора, пятеро были в прошлом монахами Иосифо–Волоколамского монастыря. Поддерживаемые митрополитами Даниилом и Макарием, иосифляне всегда ратовали за монархический абсолютизм в Московской Руси. Это направление сливалось с кругом идей, известным как учение о «Москве - третьем Риме», которое, однако, питалось из иных источников, чем воззрения Иосифа.

Подчеркнутое внимание к государственным и церковно–политическим задачам монашества было, конечно, вредным для его внутреннего развития. Аскетические и церковно–политические воззрения Иосифа находили не только приверженцев и продолжателей, но и многочисленных противников, которые стремились уберечь русское иночество середины XV в. от опасности обмирщения и от служения чисто государственным целям, стремились возвратить монашескую жизнь на стезю исключительно духовного подвижничества. Противники иосифлянства вышли из рядов самого иночества, выдвинувшего замечательного подвижника, выступление которого знаменовало начало резкой полемики с Иосифом Волоцким и иосифлянством. Им был старец Нил Сорский, оказавшийся в центре антииосифлянской партии.

Спор разгорелся еще при жизни Иосифа, скончавшегося в 1515 г., и продолжался более 50 лет; в этом споре затронуто было много важных вопросов аскетики и проблем церковной жизни Руси, в нем выражены были заветные мысли обеих партий.

2. Препод. старец Нил Сорский и его аскетические воззрения

Старец Нил Сорский, родившийся в 1433 г., происходил из московской боярской семьи Майковых. На иноческое поприще Нил вступил в Кирилло–Белозерском монастыре. Недовольный тамошним монашеским бытом, Нил решил отправиться на святую Афонскую гору и познакомиться с житием святогорских иноков в надежде получить там ответ на разные мучившие его вопросы. Живая религиозная душа юного Нила, его мистические наклонности и богословские искания не нашли полного удовлетворения в несколько суховатой духовной атмосфере Кирилловой обители.

Нил, как и другие русские иноки, много наслышан был о Святой горе и о жизни святогорцев. Первые связи Древней Руси с Афоном восходят к XI в. В XII в. там уже был русский монастырь с названием Ксилургу; в 1169 г. русские монахи получили на Афоне еще один монастырь - св. Пантелеимона, который стал называться Русским монастырем. В XIII в. сношения с этими обителями были надолго прерваны из–за татарского нашествия и опустошения Южной Руси. Интенсивные взаимосвязи восстановлены были лишь в конце XIV и в XV в., когда многие русские иноки побывали на Афоне. В Спасо–Каменном монастыре, как уже упоминалось, одно время настоятелем был грек Дионисий, который ввел в обители Афонский устав. На Святой горе переводилось много книг (в основном это делали южные славяне), эти переводы приходили на Русь; среди них были книги, содержавшие общие сведения об исихазме.

Нил со своим другом Иннокентием Охлебининым († 1521) побывали на Афоне уже после победы исихастов. Близкое ознакомление с жизнью святогорских иноков, встречи со старцами и подвижниками, чтение аскетических и мистических творений, которые Нил мог изучать уже в Кирилловом монастыре, - все это определило направленность его духовных исканий. Паломничество на Афон сделало из Нила приверженца исихии.

На Афоне Нил, как он писал потом, жил «как пчела, перелетая с одного доброго цветка на лучший», чтобы изучить «вертоград христианской истины» и жития, «оживить свою зачерствевшую душу и уготовать ее ко спасению». Насытившись духовно, обретя душевный мир, Нил вернулся на родину. Дома, в Кирилловом монастыре, он на все смотрел теперь иными глазами. Не удивительно поэтому, что он ушел из большого монастыря в поисках уединения и тишины, дабы опытно пережить то, чему учился на Афоне, - красоту мистического погружения в умную молитву, «хранение сердца» и «трезвение души», чтобы, взбираясь по этой «лествице в рай», достичь цели христианской жизни и исихии - сподобиться «обожения».

Вместе со своим другом и учеником Иннокентием Нил ушел в дремучий болотистый лес на берегу речушки Соры, в некотором отдалении от Кириллова монастыря, и там обосновался, посвятив свою жизнь аскетическому деланию и мистическому созерцанию. Постепенно вокруг Нила собирается малое стадо подвижников, которые, спасаясь в его скиту, под его духовным руководством стремились насадить на Руси новый вид подвижничества и новый уклад монастырского быта. Житие Нила Сорского, к сожалению, утрачено, но из других сочинений его современников мы знаем, что они считали старца Нила «начальником скитожительства» на Руси; этим подчеркивалось то обстоятельство, что он ввел в жизнь древнерусского иночества нечто новое и тогда еще неведомое. На основе его сочинений и записей его учеников и современников можно попытаться представить себе эту своеобразную личность, печать которой легла на целые века духовной истории Руси. Его чисто христианские, истинно аскетические воззрения вызвали сильную оппозицию у иосифлян. Их вражда, возможно, явилась причиной утраты жития Нила Сорского - противники хотели изгладить образ смиренного старца из памяти верующих, и прежде всего монахов, ибо его житие могло стать живым обвинением против иосифлянства и против монастырского быта 2–й половины XVI и XVII в. Но творение Нила «Предание о жительстве скитском» ревностно переписывалось теми, кто разделял воззрения великого старца, правда, делалось это главным образом в малых монастырях и пустынях Заволжья.

Старец Нил скончался 7 мая 1508 г. Не желая чести и славы земной, он приказал своим ученикам унести его грешные останки в лес и оставить на съедение зверям, ибо он много согрешил перед Богом и недостоин погребения.

В церковных документах нет сведений о том, когда старец Нил был прославлен. Можно предположить, что прославление его свершилось лишь в конце XVIII или начале XIX в., хотя верующий русский народ и благочестивые паломники всегда знали узкую тропинку через заболоченный лес в Нило–Сорский скит и давно уже почитали старца как святого.

Паломничество на Афон очень сильно повлияло на религиозные воззрения Нила - там окончательно сложились его взгляды на внутреннюю и внешнюю сторону жизни христианского подвижника. Литературное наследие Нила невелико (возможно, часть его сочинений уничтожена идейными противниками и временем), но оно обрело признание и огромный авторитет у современников и учеников. Не последнюю роль в этом сыграло обаяние и нравственная высота его личности, что высоко ценилось его окружением. Аскетически–мистическое направление Нила Сорского могло бы стать основой для возрождения в среде древнерусского иночества идеалов древневосточного подвижничества.

Образ Нила, аскетически одаренной натуры, довольно сильно отличается от образа Иосифа. Религиозному формализму и внешнему ригоризму главы иосифлянской партии Нил противопоставляет психологически тонкий подход к религиозной жизни души. От него веет духом внутренней свободы, обретаемой в процессе нравственного совершенствования человека; он был религиозным мыслителем, который христианскому благочестию давал мистическое обоснование. Задачи, которые он ставит перед иноком, труднее и глубже, чем требования Иосифа. Деятельность монаха и всякого христианского подвижника в миру, которой Иосиф придавал столь важное значение, для Нила далеко не главная задача человека, отрекшегося от мира. Главным для его собственной духовной жизни и главной задачей, которая ставится в его сочинениях перед христианином, было совершенствование души, благодаря которому происходит духовное возрастание человека и он обретает спасение. Нил точно следовал традиции древних подвижников Восточной Церкви и аскетически–мистическим воззрениям исихазма.

Творения Нила Сорского позволяют нам дать сжатую характеристику его взглядов.

Вся жизнь христианина, стремящегося следовать духу Евангелия, должна быть путем непрерывного совершенствования. Человек, лично наделенный свободной и сознательной волей, идет этим путем, путем духовной брани, ради спасения своей души. Внутреннее, нравственное и духовное, возрастание спасающегося достижимо лишь через «умную молитву» и «трезвение сердца»; только эти средства аскетически–мистического делания составляют основу плодотворной и деятельной христианской жизни. «Телесное делание, - пишет Нил, - внешняя молитва, есть не более как лист; внутреннее же, то есть умная молитва, есть плод» . Совершать ее должны все: не только иноки, но и те, кто остается в миру. Нил особое внимание обращал на состояние души христианина, стремящегося к совершенствованию, на искушения, которые подстерегают его, на его страсти и заблуждения. Он дает нам картину «противоборства помыслов», картину борьбы с искушениями - «мысленной брани». Проходя эту брань, подвижник одолевает «прилоги», «сочетания», «сложения», «пленения» и «страсти». Это степени человеческого грехопадения. «Прилогом называется простой помысл, или воображение какого–либо предмета, внезапно вносимое в сердце и предстоящее уму… Сочетанием… называют собеседование с пришедшим помыслом, то есть как бы тайное от нас слово к явившемуся помыслу, по страсти или бесстрастно, иначе: принятие приносимой от врага мысли, удержание оной, согласие с нею и произвольное допущение пребывать ей в нас. Это св. отцы почитают уже не всегда безгрешным… Сложением св. отцы называют уже благосклонный от души прием помысла, в нее пришедшего, или предмета, ей представившегося. Это бывает, например, тогда, когда кто–либо порожденную врагом мысль или представленный от него предмет примет, вступит с ним в общение - через мысленное разглагольствование - и потом склонится или расположится в уме своем поступить так, как внушает вражий помысл… Пленение есть невольное увлечение нашего сердца к нашедшему помыслу или постоянное водворение его в себе… Это обыкновенно происходит от рассеянности и от излишних неполезных бесед… Страстью называют такую склонность и такое действие, которые, долгое время гнездясь в душе, посредством привычки обращаются как бы в естество ее… Причиною сего бывает… по небрежению и произволению, долговременное занятие предметом. Страсть во всех ее видах непреложно подлежит или покаянию, соразмерному с виною, или будущей муке. Итак, подобает каяться и молиться об избавлении от всякой страсти, ибо всякая страсть подлежит муке не за то, что подверглись брани от нее, но за нераскаянность» .

Ведя духовную брань, подвижник имеет дело с восемью основными страстями, которые ему надлежит побороть в себе, дабы, успешно шествуя путем опыта, путем внешнего делания, достичь, наконец, состояния мистического созерцания; венцом же всего является обожение. Вот те восемь страстей, которые заграждают подвижнику путь аскетического восхождения: чревообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.

Разумная и добрая брань с искушениями состоит, по Нилу, в «хранении сердца», в «безмолвии» и «умной молитве». Монах много времени должен посвящать мистическому созерцанию, и слова Иисусовой молитвы «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» должны быть постоянно у него на устах. Нил объясняет также, как именно следует творить Иисусову молитву.

Итак, мы видим, что аскетические воззрения Нила очень сильно отличаются от воззрений Иосифа Волоцкого. Разница в понимании аскезы Нилом и Иосифом сказалась и в их суждениях о посте. В то время как Иосиф в своем уставе очень подробно расписывает время принятия пищи и количество еды, не учитывая индивидуальных особенностей иноков, у Нила мы находим совсем другое отношение к посту. Нил основывает внешнюю аскезу на индивидуальных душевных свойствах подвижника, учитывая, кроме того, разницу в климате между Северной Русью и Палестиной. Нельзя для всех людей составить одно и то же правило вкушения пищи, ибо, как говорит Нил, «тела имеют различные степени в силе и крепости, подобно меди, железу, воску» .

Нил Сорский касается и вопроса о монастырских владениях. Он решительно отвергает точку зрения Иосифа Волоцкого, который считал, что монастыри могут или даже должны владеть деревнями, землей и другим имуществом. По Нилу, монахам следует жить трудом своих рук, продавая или, еще лучше, выменивая изготовленные ими изделия на потребное для поддержания жизни. Монастырям и монахам не подобает принимать подаяния от мирян, напротив, они сами должны делиться с нищими тем, что заработали своими руками. Нил высказывает также очень интересное, а для Древней Руси и чрезвычайно непривычное суждение о том, что избыточная роскошь в украшении храмов, дорогая золотая утварь и т. п. совершенно не нужны для богослужения. Во–первых, эта роскошь часто оказывается самоцелью, то есть уже становится страстью; во–вторых, главное - это внутренняя настроенность молящихся, а не богатство облачений и утвари. В этом суждении Нил обнаруживает близость к св. Сергию Радонежскому, который долгие годы служил литургию, используя простые деревянные сосуды, и на богослужениях всегда облачался в бедные льняные ризы.

Из трех родов иноческой жизни Нил предпочитал «средний» - «золотой путь», который он назвал скитством - жизнь монахов вдвоем или втроем. Ни строгое отшельничество, ни киновию он не считал лучшим родом монашеской жизни.

Под скитством Нил понимает вовсе не анахоретство. Скит состоял из нескольких келий, или хижин, в которых жили монахи–келлиоты (). Эти кельи были собственностью монастыря. Келлиоты (скитники) жили по двое или, реже, по трое вместе. Часто это были пожилой монах и новоначальный инок - старец и его послушник или старец с двумя послушниками–учениками. Такой род жизни был самым разумным при наличии старчества. Скитники пребывали под общей властью настоятеля монастыря. От монастыря они получали съестные припасы, большей частью сразу на всю неделю. В субботу или в канун праздника все скитники сходились вместе в монастырской церкви, чтобы участвовать в общем богослужении; так это было устроено, например, в лавре св. Саввы, которая была не что иное, как большой келлиотский монастырь. Дневное молитвенное правило скитников бывало часто отличным от общего монастырского. По–другому проходило и наставление новоначальных. Несколько келий, если они расположены были поблизости друг от друга, объединялись в скит; в этом случае монахи часто имели общее молитвенное правило и избирали настоятеля скита. Аскетическое воспитание в скиту было более строгим, чем при киновии. Киновия (- общежитие) - это когда в монастыре соблюдались общие требования для всех: общее правило, общая трапеза, одинаковое одеяние монахов. Киновийные монастыри управлялись настоятелем на основе определенного монастырского устава. Идиорритма (- особножительство) противоположна киновии. Каждый монах спасался по собственному разумению, жил либо в отдельно стоящей келье, либо в келье, которая находилась в общем монастырском здании; он сам заботился о своей трапезе и одеянии, свое молитвенное правило он тоже совершал по собственному усмотрению. Монастыри с особножительским уставом управлялись настоятелем, который избирался на год и был подотчетен собору монастырских старцев.

По мнению Нила, скит дает подвижнику наилучшие возможности вести жизнь в трезвении духа и воздержании, в молитве и безмолвии. День он должен начинать с молитвы и все время проводить в богоугодных делах: в молитве, пении псалмов и других церковных песнопений, в чтении Священного Писания. Среди библейских книг Нил предпочитал Новый Завет, в особенности Послания апостолов. Необходимо также, чтобы подвижник занят был рукоделием: во–первых, для постоянного бодрствования, а во–вторых, чтобы трудом своих рук добывать себе скудное пропитание и бороться со страстями. Пища инока должна сообразовываться с его силами: не больше необходимого, ибо неумеренность в еде располагает к страстям. Непродолжительным должен быть и сон, в котором надо видеть прообраз смерти. Мысль о смерти должна всегда сопровождать инока, а свою духовную жизнь ему следует строить так, чтобы в любую минуту быть готовым предстать пред Лицом Божиим.

Лишь проходя этим путем борьбы со страстями, испытав себя опытно, монах может подняться на высшие степени духовной лествицы. Его духовное делание должно теперь состоять в созерцании, его дух, по мере умерщвления всего земного и плотского, возвышается до таинственного лицезрения Бога. В Иисусовой молитве, в хранении сердца, в полном покое и в совершенном удалении от мира, в безмолвии, в трезвении души духовно растет подвижник и приближается к конечной цели своего делания (опыт + созерцание) - обожению. И в этом благодатном мистическом погружении, в соединении с Богом он сподобляется состояния блаженства.

Воззрения Нила покоятся на аскетическом и мистическом предании Восточной Церкви. Многие из творений святых отцов были известны на Руси задолго до Нила. Но Нил использовал их несколько иначе, чем его предшественники и современники. Древнерусский книжник - например, Иосиф Волоцкий - использует творения святых отцов лишь для доказательства своей правоты и для опровержения мнений своих противников. Нил же использует Священное Писание или святоотеческие творения для того, чтобы сделать свои доводы более ясными и убедительными. Его рассуждения лишены налета формализма, он побуждает читателя к раздумью и взывает к его совести, он не аргументирует, а анализирует. В этом Нил выказывает себя мыслителем и психологом. Он много цитирует святых отцов и аскетически–мистические творения, но не больше, чем нужно для пояснения его собственных мыслей. У него нет такого нагромождения цитат, как у Иосифа Волоцкого, который в главном своем сочинении, «Просветителе», утомляет читателя их изобилием. Для Иосифа аскеза всегда была самоцелью, а для Нила она лишь средство, лишь инструмент. Главное для него - духовный смысл аскезы, ибо сама по себе она лишь внешнее проявление внутренней жизни христианина. Поэтому он никогда не забывает об индивидуальных чертах личности подвизающегося.

В главном сочинении Нила, «Предании», говорится о духовной брани, совершаемой для достижения аскетического идеала, но не о самом идеале, что, может быть, объясняется тем, что Нил как хороший психолог понимал, насколько при тогдашнем состоянии монашества практическое руководство по аскетике было полезнее, чем изображение идеала, пути к достижению которого не указаны четко.

3. Спор между «иосифлянами» и «нестяжателями»

Различия во взглядах Иосифа и Нила на смысл иночества и на характер монастырской жизни, различия в их аскетических воззрениях наиболее ярко выразились при обсуждении двух мировоззренческих вопросов, которые особенно волновали московское общество в начале XVI в.

Первый вопрос затрагивал основы христианского учения; второй был скорее вопросом практическим и касался отношений между Церковью и государством в Московской Руси.

Ереси и еретики, пытавшиеся извратить учение православной Церкви, были очень редким явлением в Древней Руси. Церковь в ее внутренней миссии боролась лишь с суевериями, остатками язычества и уродливыми формами внешнего благочестия. Еретические движения не потрясали древнерусского христианства.

Определенную роль в истории сыграла, правда, ересь стригольников, возникшая в Новгороде в XIV в. Лишь по полемическим сочинениям, направленным против этой ереси, можно составить некоторое общее представление об этом религиозном движении. В конце XV в., опять–таки в Новгороде, появилось новое еретическое движение, известное под названием «ереси жидовствующих», поскольку в нем принимало участие несколько евреев.

Это движение приобрело сравнительно широкое распространение в Новгороде и в Москве. Мы не станем подробно распространяться о нем - для нас важнее разница в отношении к ереси со стороны Иосифа и Нила. В главном своем сочинении, «Просветителе», Иосиф очень резко выступает против жидовствующих, спорит с ними и с их религиозными взглядами, поэтому «Просветитель» является очень важным источником по этому вопросу. В других сочинениях, в некоторых посланиях Иосиф предлагает практические меры против еретиков. Будучи сторонником суровых мер, Иосиф допускает даже смертную казнь. Такие взгляды Иосифа натолкнулись на очень сильную оппозицию со стороны нестяжателей из окружения Нила Сорского. Иосиф в полемике против жидовствующих, отстаивая необходимость жестких мер, опирался главным образом на Ветхий Завет, а нестяжатели, возражая ему, исходили из духа Нового Завета. Они решительно восставали против применения смертной казни христианами; еретики - это грешники, которых, если они не отрекутся от своих заблуждений, следует отлучить от общения с другими христианами и запереть в монастыри, чтобы там чрез поучение они пришли к познанию истины. Хотя на Соборе 1504 г. практически победила точка зрения Иосифа и Церковь осудила некоторых еретиков на смерть, все же это различие во взглядах остается очень характерным для двух направлений в монашестве, которые мы рассматриваем.

Другим вопросом, по которому обнаружились расхождения в религиозных воззрениях этих двух направлений, был вопрос о монастырских владениях.

Рост монастырских богатств в Московской Руси приобретал все больший размах. Монастыри, возникшие в XIII–XIV вв., постепенно выросли в экономические колонии русского Центра и Севера. Они занимались сельским хозяйством и ремеслами; на монастырских землях жили крестьяне, которые либо работали на монастырь, либо платили оброк. Различные привилегии на земельные владения, полученные монастырями от князей и великих князей, умножали их благосостояние. Монастыри и сами покупали уже распаханные земли и получали имения по дарственным или по завещаниям от князей, бояр, купцов и других лиц; кроме того, монастырские владения росли за счет вкладов, которые вносили поступавшие в монастырь состоятельные люди. Сосредоточение значительной части пригодной для сельского хозяйства земли в руках Церкви наталкивало правительство на мысль вернуть себе земли, потерянные для государственных целей.

В церковной иерархии и в монашеской среде сложились два мнения по вопросу о монастырских владениях: одно - иосифлянское, другое - нестяжательское. У нестяжателей, или заволжских старцев, которые отрицали права Церкви и монастырей на земельные владения, были и некоторые предшественники среди русского епископата и монашества.

На Соборе 1503 г. московское правительство пыталось опереться на партию нестяжателей и мирно разрешить вопрос о монастырских владениях. Точку зрения противников монастырских владений на Соборе представляли Нил Сорский и Паисий Ярославов. Нил Сорский уже в своих сочинениях не раз решительно высказывался против монастырских владений и личной собственности монашествующих. Но когда на Соборе епископы и другие духовные лица должны были принять решение по этому вопросу и Нил Сорский выразил свое пожелание, «чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием», то, хотя Нила и поддержал старец Паисий Ярославов, это предложение не нашло сочувствия у большинства присутствовавших на Соборе, и всего менее у игумена Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого.

В то время как Нил исходил из чисто аскетических воззрений, которые к тому же основывались на канонических правилах Восточной Церкви, Иосиф руководствовался больше церковно–практическими соображениями. Главной задачей монастыря является забота о подготовке церковной иерархии. Эту задачу монастырь может решать лишь в том случае, если в нем созданы для братии (Иосиф подразумевает общежительный монастырь) такие условия жизни, когда монахи освобождены от забот о хлебе насущном, когда они могут целиком посвятить себя подготовке к будущему служению в рядах церковной иерархии - как епископы, настоятели монастырей и т. д. «Аще у монастырей сел не будет, - формулирует на Соборе 1503 г. свою точку зрения Иосиф, - како честному и благородному человеку постричися?» Взгляды Иосифа нашли на Соборе поддержку у епископов и одержали верх: земли остались во владении монастырей.

Расхождения во взглядах по этому вопросу между главными представителями обеих партий доказывают, насколько противоположными были их аскетические воззрения в целом. Для Нила Сорского главное - внутреннее совершенствование инока в атмосфере подлинной аскезы; воспитанные в этом духе поколения монахов, если им придется совершать свое служение в миру, будут стремиться к чисто христианским целям. Иосиф Волоцкий видел в монастырской аскезе прежде всего средство для подготовки монахов к исполнению церковно–административных задач. Он говорил о необходимости тесной связи церковных и государственных дел; Нил, напротив, требовал их разделения и совершенной независимости друг от друга. Монастыри, по мысли Иосифа, должны нивелировать личность инока; поэтому он сказал однажды, что личное мнение - мать всех страстей, что мнение - это второе грехопадение. Нил же защищал человеческую личность, отстаивал внутреннюю свободу подвижника в его духовном делании.

Победа Иосифа имела эпохальное значение. Его приверженцы набирали силы, в особенности со 2–й четверти XVI в., - краткий промежуток, связанный с митрополитом Иоасафом (1539–1541), который сочувствовал нестяжателям, не имел особого значения для судеб Церкви, и вскоре иосифляне превратились в самую влиятельную, правящую группу в Русской Церкви.