Несмотря на то, что направляясь в «Полуденный край», Екатерина II не покидала пределов России (лишь часть ее плавания по Днепру прошла вдоль польского берега), путешествие в Крым было важной внешнеполитической акцией.
Императрицу сопровождали послы (Великобритании - А. Фицгерберт, Австрии - И.Л. Кобенцель и Франции - Л.Ф. де Сегюр) и европейские аристократы (принцы Ш.Ж. де Линя и К.Г. Нассау-Зиген), она принимала приезжающих к ее двору иностранцев (например, латиноамериканского политического деятеля Ф. де Миранду), но самое главное - она встречалась с двумя другими монархами: императором Священной Римской империи Иосифом II и королем Речи Посполитой Станиславом Августом Понятовским.
Хотя в XVIII в. существовали дипломатические представительства и послы представляли монархов в отношениях с другими странами, а также велась регулярная переписка между коронованными особами, для решения особо важных проблем требовались личные переговоры с глазу на глаз. Приехать в Петербург означало для европейского монарха уронить свое достоинство, Екатерина не желала выезжать из России по этой же причине и из-за декларативных целей - она, как истинная русская государыня, не могла настолько нуждаться в помощи другой страны, чтобы для получения ее покинуть свою. Очень удобным способом встретиться оказывались поездки императрицы.
Она путешествует по России, преследуя ряд внутриполитических целей, и ее посещают иностранцы, в числе которых оказываются другие монархи, которые в случае необходимости могут приехать инкогнито. Вряд ли присутствие графа Фалькенштейна в свите русской государыни могло чем-то унизить императора Священной Римской империи Иосифа II. При этом польский король Станислав Август Понятовский прибыл под собственным именем, но встреча между ним и Екатериной происходила на русско-польской границе, так что формально монархи сохраняли равенство и без инкогнито одного из них.
Все эти обстоятельства указывают на важность внешнеполитической стороны путешествия в Крым. Как и во внутриполитической, мы можем отметить здесь стремление принести пользу своей стране и пропагандистские мотивы.
Желание достигнуть практических результатов связано в основном с русско-турецкими отношениями. Екатерина была озабочена тем, чтобы Россия не оказалась в изоляции перед надвигающейся войной с Османской империей. Встреча с Иосифом II должна была скрепить заключенный несколькими годами ранее оборонительный союз России и Священной Римской империи против Порты. «Польский вопрос» (с которым связана встреча со Станиславом Августом в Каневе) играл тогда второстепенную роль по сравнению с «турецким», поскольку опасность возникновения новой войны с Османской империей в 1780-е гг. государыня чувствовала постоянно, а что касается Речи Посполитой, то первый ее раздел произошел много лет назад, время второго и третьего еще не пришло, и пока императрица просто старалась определить свое отношение к Польше.
Наиболее важным в декларативных мотивах было подчеркивание могущества своего государства. По словам Сегюра, императрица «знала, что многие считают Россию страной азиатскою, бедною, погрязшею в невежестве, во мраке варварства, что они с намерением не отличают европеизированною Россию от необразованной Московии» . Поэтому Екатерина стремилась доказать иностранцам русское могущество, дать им понять, что теперь они имеют дело не с «варварской Московией», а со значительным европейским государством. Она кокетливо спрашивала своих спутников-европейцев: «Как вам нравится мое маленькое хозяйство? Не правда ли, оно понемногу устраивается и увеличивается?»
Отношение Екатерины к Речи Посполитой и свидание с королем Станиславом Августом в Каневе
В 1787 г. после 30-летней разлуки императрица встретилась с польским королем Станиславом Августом Понятовским, своим бывшим возлюбленным. Отношения между героями этого романа были теперь далеки от идиллии. 15 лет назад Речь Посполитая была разделена впервые, через 8 лет она исчезнет с карты Европы, в чем не последнюю роль сыграет Екатерина, но сейчас Станислав Август все готов был простить, и горел желанием встретиться с ней.
В ноябре 1786 г. король прислал в Петербург генерала Комаржевского, который должен был договориться об условиях свидания. Императрица назначила встречу на галерах, «так располагая, чтобы там не более нескольких часов для обеда или ночлега останавливаться». Комаржевский предложил, чтобы Станислав Август приехал в Киев, но государыня отвергла эту идею . Как видим, инициатива встречи принадлежала королю, а Екатерина согласилась на нее с неохотой и желала, чтобы она длилось как можно меньше. По словам Сегюра, «согласие на свидание было дано как уступка приличиям» .
В марте 1787 г. Станислав Август встречался с сановниками российской императрицы: Г.А. Потемкиным, А.А. Безбородко, О.М. Штакельбергом, Л.А. Нарышкиным , а в Киев, где с конца января до конца апреля находилась Екатерина, хлынуло польское общество . Квартиры там поляки снимали с октября предыдущего года . «Пол-Польши съехалось сюда» , - отзывалась об этом государыня. Жили гости на широкую ногу: «думаю, что воевода Русский один прожил тысяч более тридцати, у него всякий день был стол для всех находящихся, у Бра-ницкого почти то же, не упоминая о Мнишке и прочих, кои столами и экипажами здесь щеголяли» . Де Линь со своим обычным остроумием отмечал: «Здесь для всех, для всякого рода людей есть большая и малая политика, большая и малая интриги, большая и малая Польша. Некоторые известные люди сей земли хотят уверить себя, будто бы императрица не знает, как они отзывались о ней на последнем сейме» . Впрочем, не надо ходить за примерами на сейм. В Киеве, «в прекрасной компании» из поляков и иностранцев «прибегая к скрытым намекам, подтрунивали над здешней нацией» . Если верить Сегюру, «поляки приехали более из страха, чем из привязанности к владычице Севера. В то время распространился слух, что девять русских полков вступают в Польскую Украйну, и это известие немало испугало поляков» .
Магнаты из оппозиции явились в столицу Украины не только засвидетельствовать ее величеству свое почтение, которого не питали к ней, но и заручиться поддержкой Екатерины против Станислава Августа. Игнатий Потоцкий поговаривал, что из всех монументов в Риме ему больше всего понравилось изображение королей со связанными руками . Надо полагать, он не прочь был связать руки и собственному монарху. Вельможи даже не гнушались упражняться в лести перед светлейшим князем, надеясь на его помощь. По словам де Линя, «они ищут взора Потемкина, которого весьма трудно встретить» . «Какими покорными и льстивыми по отношению к Потемкину кажутся мне эти пресмыкающиеся перед ним поляки» , - замечал Миранда. «Почему они предпочитают посещать министров Ее Величества и заискивать перед ними, а не перед той, которая действительно достойна восхищения?» - недоумевал он.
Сегюр утверждал: «В то время польская оппозиционная партия старалась воспользоваться пребыванием императрицы в Киеве, чтобы унизить в ее мнении Станислава Августа. Потоцкий своим доносом и генерал Браниц-кий через свою жену, племянницу Потемкина, уверяли князя, что король не соглашается на уступки, которые русские хотят приобрести в Польше. Но принц Нассау и генерал Штакельберг уничтожили проделки и помирили короля с первым министром» . Безбородко писал П.В. Завадовскому, «что Штакельберг обще с Браницким и Потоцким... интригу открыли свою против короля Польского, считая на помощь К.П. (князя Потемкина. - Н.Б. ). Но сей, по своим деревенским делам, сближився сам очень с королем, вопреки тому расположен. Иван Г. Чернышев был здесь ободрителем, и все они ударились лицом в грязь» . Эти свидетельства показывают интриги польской оппозиции и то, что Потемкин принял сторону короля, причиной чему были не только «деревенские» дела. В это время различные политические силы Речи Посполитой были склонны к сближению с Россией, и светлейший хотел воспользоваться благоприятной обстановкой для заключения русско-польского союза, склонив при этом оппозицию к сотрудничеству со Станиславом Августом . Нассау-Зиген позже замечал, что монарх «имеет в князе Потемкине друга и не сомневается в этом» . Так что низкопоклонство гордых магнатов перед князем пропадало впустую.
Король в противовес оппозиции послал двух своих племянников, Станислава и Иосифа Понятовских, которых Екатерина охотно приняла . Императрица, кажется, еще не решила, на чьей стороне ей быть. Она играла с маленьким сыном К. Браницкого и одновременно с большим участием расспрашивала польских вельмож о короле» . Поляки присутствовали на всех «больших» обедах при ее дворе (когда к столу приглашались любые лица, оказавшиеся в тот момент при дворе) , но лишь четырежды они оказывались за «малым» столом, в узком кругу наиболее приближенных к Екатерине лиц: 18 февраля - графиня Потоцкая и ее дочь, 13 марта - Мнишек с женой, 24 и 17 апреля - Браницкий . Лишь к одному И. Потоцкому Екатерина относилась недоброжелательно , Потемкин же, касаясь в разговоре «злых козней поляков», сказал по поводу фразы о связанных королях, «что в иные времена и даже еще совсем недавно его посадили бы в кибитку и отправили бы в Сибирь навечно» .
Станислав Август перед скорой встречей старался задобрить государыню и наградил ее фаворита А.М. Дмитриева-Мамонова орденом Белого Орла , она, в свою очередь, пожаловала орден св. Екатерины А.В. Браницкой (племяннице Потемкина и супруге К. Браницкого) и княгине Мнишек . Де Линь по этому поводу не без яда отмечал: «Женщины хлопочут о получении ордена св. Екатерины, чтоб... взбесить своих приятельниц и родственниц» , а Миранда нашел «семейство Нарышкиных в ужасном расстройстве из-за лент, полученных... другими дамами» . 21 марта ее величество подарила бриллиантовую табакерку со звездами и своим портретом в 6 500 р. коронному маршалу Мнишку и восьмиугольную, с портретом и бриллиантами, такой же стоимости - князю С. Понятовскому. «Последнему императрица не поднесла подарка раньше, ибо не хотела быть первой и вынуждать короля к ответному шагу» .
Как видим, Екатерина неохотно ехала на встречу с польским монархом, но в Киеве она еще в полной мере не определилась с отношением к нему.
Свидание коронованных особ состоялось 25 апреля (6 мая) близ Канева. Польские законы запрещали королю переступать границы своих владений , а флотилия государыни плыла тогда близ польского берега. А.А. Безбородко и Ф.С. Барятинский привезли Станислава Августа на галеру императрицы «Днепр», и король представился графом Понятовским . Это могло быть вызвано стремлением напомнить Екатерине, которую он продолжал любить всю жизнь, их давний роман, или, что еще более вероятно, желанием сохранить достоинство. Тем не менее, он не воскресил в сердце государыни старых чувств и не изменил того факта, что приехал на поклон к более могущественному монарху. «Пушки флотилии салютовали ему, и он был принят как король» . В свиту Станислава Августа входили коронный маршал Мнишек с женой, великий подскарбий С. Понятовский, литовский гетман Тышкевич, посланник при российском дворе Деболи, епископ Смоленский Нарушевич, великий писарь коронный Дзедушицкий, граф Платер, генерал-поручик Комаржевский и камер-юнкер Шидловский .
Оба монарха испытывали неловкость. «...после первого взаимного поклона, важного, гордого и холодного, Екатерина подала руку королю, и они вошли в кабинет, в котором побыли с полчаса. Они вышли, и так как мы не могли слышать их разговора, то старались прочесть в чертах их лиц их помыслы... Черты лица императрицы выражали какое-то необыкновенное беспокойство и принужденность, а в глазах короля виделся отпечаток грусти, которую не скрыла его принужденная улыбка» . Когда монархи переплывали с галеры Екатерины на обеденную, накрапывал дождик. Станислав Август раскрыл зонтик, «чтобы защитить императрицу, она отблагодарила» . «За обедом мало ели, мало говорили, только смотрели друг на друга, слушали прекрасную музыку и пили за здоровье короля при грохоте пушечного залпа». По выходе из-за стола польский монарх подал государыне веер и перчатки, она протянула ему шляпу, услышав: «Когда-то, Ваше Величество, Вы пожаловали мне другую шляпу, которая была гораздо лучше этой» . Это был намек на польскую корону...
После обеда Станислав Август отдыхал на галере Потемкина «Буг», куда императрица прислала ему орден св. Андрея Первозванного, украшенный бриллиантами . Вечером его величество вновь увидел Екатерину, они были восприемниками при крещении сына Тарновских и беседовали, раз или два заходя во внутренние покои . После этого король откланялся. Он устроил иллюминацию, превратив Каневскую гору в Везувий, и дал бал, на котором государыня присутствовать отказалась . На следующий день императрица наградила придворных Станислава Августа: все его спутники получили бриллиантовые перстни и табакерки , Тышкевич - орден св. Андрея Первозванного, Платер и Комаржевский - св. Александра Невского . Польскому первому форпосту Екатерина велела выдать 100 червонных на 2 900 р. , а ливрейным служителям королевской свиты - 200 червонных на 5 800 р.
Такова была внешняя сторона встречи в Каневе. Что касается политической, то еще до свидания Станислав Август предлагал императрице заключить русско-польский союз, обещая помощь 30-тысячным войском в случае войны с Османской империей, но она отвергла это предложение . Содействовать королю в реализации программы, направленной на укрепление власти и вооруженных сил, о чем он также просил, Екатерина не пожелала , вероятно, потому, что Речь Посполитая нужна была ей скорее покорной ее воле, нежели сильной. Каневская встреча была выгодна польскому монарху лишь тем, что она разрушила замыслы оппозиции, настроенной к нему недружелюбно: «Так как Станислав Август выразил совершенную покорность воле императрицы... она решила защитить его от врагов» . Весьма неутешительный для короля итог подвел принц де Линь: «Он прожил тут три месяца и три миллиона для свидания на три часа с императрицею» .
После каневской встречи Екатерина продолжала демонстрировать доброе отношение к полякам. В Никополе светлейший представил государыне переселенцев из Речи Посполитой, и она, поинтересовавшись благосостоянием их общества, пожаловала денег на это поселение, а также на три других . Поляки, в свою очередь, и после свидания в Каневе не оставляли императрицу вниманием. Из Кременчуга она писала: «Половина Польши и сюда приехала» , а в Херсоне, «куда и многие поляки... за нами последовали» , среди встречающих ее ждал С. Понятовский, племянник короля .
Каневская встреча была неудачной для Станислава Августа, все предложения которого императрица отвергла и отнеслась к нему довольно холодно. Нельзя назвать это свидание успешным и для Екатерины. Конечно, в отличие от короля, не она была здесь в роли просительницы, но стоило ли ей обходиться с польским монархом подобным образом?
Союз со слабой Речью Посполитой, которая не могла справиться с собственными проблемами, вряд ли мог принести много выгод России. Его заключение могло бы вызвать негативную реакцию других держав, как это было с австро-русским альянсом. Тем не менее, Священная Римская империя была достаточно сильным государством, голос ее много значил в Европе, и от союза с ней следовало ожидать немалых выгод, прежде всего - реальной поддержки в противостоянии с Портой. Что же до Польши, трудно сказать, что тут «перевесило» бы - польза от альянса с ней или недовольство им гораздо более сильных держав, чем Речь Посполитая. Более того, именно венский двор не устраивало появление в составе антитурецкого блока нового члена, претендующего на значительные земельные приобретения . Государыня вряд ли хотела рисковать сильным союзником ради приобретения слабого.
Союз с Польшей мог бы принести Екатерине немало беспокойств, но очень скоро она пожалела, что не использовала в Каневе возможность заключить его. Началась новая война с Османской империей, и петербургский двор старался теперь заручиться поддержкой любой страны, в том числе и Речи Посполитой. Перед турецкой опасностью отступали на задний план все другие соображения. Императрица велела Штакельбергу, русскому послу в Варшаве, начать «негоциацию о союзе» . Тем не менее, возможность такого альянса уже была упущена, потому что после каневского свидания в Польше возобладала пропрусски настроенная партия, и Пруссия предложила Речи Посполитой союз, «обставив его разными рискованными обещаниями» . Возможно, в подобном повороте дела был виноват Станислав Август, который вел переговоры с Екатериной недостаточно умело (Сегюр, во всяком случае, всю ответственность за неудачу встречи в Каневе возлагал именно на него: «Дела шли благоприятно для короля, но он не умел ими пользоваться») , но главная вина лежит все же на императрице. Если она не хотела связывать себя союзом с Речью Посполитой, на что, как мы видели, были веские причины, ничто не помешало бы ей быть более любезной со Станиславом Августом, чтобы не оттолкнуть от России поляков и не сделать этот альянс невозможным в дальнейшем. По мнению О.И. Елисеевой, именно во время путешествия в Крым начал затягиваться узел конфликта с Польшей, окончившийся ее вторым разделом .
Примечательно, что Иосиф II, встретившись 11 мая в Корсуни со Станиславом Августом, очень милостиво обращался с ним, уверяя, что хочет восстановления Речи Посполитой , и пообещал, что «не коснется ни одного дерева, принадлежащего Польше» . Император действительно не смог участвовать во втором (1793) и третьем (1795) разделах, поскольку скончался в 1791 г.
Встреча Екатерины с императором Иосифом II и скрепление союза России и Священной Римской империи
С Иосифом II государыня была гораздо более вежлива, нежели с польским монархом - но если она не желала видеть Станислава Августа, то союзник, в свою очередь, не хотел встречаться с ней.
О поездке в Крым коронованные друзья говорили еще во время их первой встречи в 1780 г., будучи в Смоленске , но когда 18 августа 1786 г. Екатерина известила императора о предстоящем путешествии: «Дозвольте мне еще сказать несколько слов о некоторой поездке...» , Иосиф по поводу этой формы приглашения заявил, что «объекатеринившейся принцессе цербстской не мешало соблюдать несколько больше уважения и внимания» к его персоне, и надеялся найти предлог для отказа . Тем не менее, поостыв от праведного гнева, гордый Габсбург решил «лично засвидетельствовать... что чувства графа Фалькенштейна неспособны измениться» , и принял приглашение. Заодно он послал «самое ласковое» письмо Потемкину .
Канцлеру В.А. Кауницу монарх отписал: «Я не вижу другого выхода, как ехать... а именно прибыть в Киев к самому отъезду императрицы, а из Херсона уехать прямо восвояси» . Иосиф отправился в Галицию , а оттуда в русские пределы вступил «граф Фалькенштейн». Впрочем, путешествие ее величества оказалось столь «благополучно и приятно» , что император «не устоял от искушения» участвовать в нем , и, встретившись с Екатериной 7 мая у Кайдаков, покинул ее лишь 2 июля в Бериславле .
Можно задаться вопросом, почему Иосиф не желал свидания с государыней и почему она настаивала на этой встрече? В свое время дружелюбная позиция императора Священной Римской империи благоприятствовала присоединению Крыма к России , он заявил тогда о поддержке союзницы перед Портой . Сегюру Иосиф говорил, что находил в этом «свои выгоды» , но с тех пор раскаялся в своем поступке «и потому решился вперед не поддерживать императрицу в ее стремлении к завоеваниям» , мало сочувствуя теперь честолюбивым замыслам Екатерины . Усиление России на Черном море было не нужно Иосифу, потому что он сам имел виды на Балканы, и мог опасаться, что, укрепившись в Причерноморье, его союзница тоже протянет туда руки. Наконец, империи Габсбургов было выгоднее иметь под боком слабую Порту, чем сильную Россию, поэтому понятны слова «графа Фалькенштейна»: «Я не допущу русских утвердиться в Константинополе. Для Вены безопаснее иметь соседей в чалмах, чем в шляпах» .
В Стамбуле чувствовали настроения Иосифа. По сообщению русского дипломата Я.И. Булгакова от 15/26 января 1787 г., английский посол уверял турецкое правительство, что «император не находится более в тех дружественных к нам расположениях, как был прежде, и что он раскаялся в пособии своем в приобретении Крыма, так что не примет никакого участия в новых спорах... России и Порты», поэтому «наиболее теперь путешествием самого императора в Херсон для свидания с Ее Императорским Величеством изпровергается сей смеха достойный слух» . Безбородко в своем письме С.Р. Воронцову от 4 апреля 1787 г., которое просил по прочтении сжечь, изложив русско-турецкие противоречия, утверждал: «Берлинский двор взял у них (турок. - Н.Б. ) силу. Трудно, чтоб сие осенью не решилось крайностью каковой. Почему свидание государыни с императором и будет кстати... силы императора могут обуздать короля прусского, а мы одни с турками управиться можем» . Так что встреча скрепила бы австро-русский альянс и показала Европе и Османской империи, что Россия не одинока, у нее есть союзник. Как видим, свидание с Екатериной вынуждало Иосифа к оказанию помощи Петербургу против Порты, а «граф Фалькенштейн» не хотел связывать себя какими-либо обязательствами. Отсюда его нежелание ехать - но и отказаться от предложения увидеться Габсбург не решился, боясь, кажется, испортить отношения со своей могущественной союзницей.
Новое свидание коронованных друзей произошла недалеко от Кайдаков, в присутствии немногих свидетелей. Императрица отправилась сюда, едва сойдя с галеры . «В пресловутой карете де Линя... это настоящий курятник» - выплескивал свое раздражение «граф Фалькенштейн» - монархи доехали до Кайдаков, где выяснилось, что некому приготовить им обеда. Тогда, отказавшись от услуг поваренка Иосифа, «князь Потемкин задумал сам пойти в повара, принц Нассаусский - в поваренки, генерал Браницкий - в пирожники, и вот их величествам никогда еще... не случалось иметь такой блистательной прислуги и такого плохого обеда» .
За семь лет, прошедших с их первого свидания, коронованные приятели успели охладеть друг к другу. Отношение Иосифа к приглашению его союзницы не свидетельствует о дружеских чувствах к ней, но и Екатерина уже не поддавалась обаянию «графа Фалькенштейна». А.В. Храповицкий записал такой отзыв: «Все вижу и слышу, хотя не бегаю как император (Иосиф II). Он много читал и имеет сведения, но, будучи строг против самого себя, требует от всех неутомимости и невозможного совершенства; не знает русской пословицы "мешать дело с бездельем", двух бунтов сам был причиною, тяжел в разговорах» . Государыня, вероятно, понимала его отношение к усилению России на Черном море, и это не способствовало ее расположению к «графу Фалькенштейну». Личная симпатия монархов сыграла свою роль несколько лет назад, при заключении австро-русского союза, но все же он был продиктован политическими интересами обеих держав, и политика привела теперь к взаимному разочарованию коронованных друзей. Тем не мене, и Екатерина, и император понимали, что союз следует сохранить независимо от личного отношения друг к другу. Встретившись, их величества демонстрировали самые добрые чувства. Иосиф, по словам Сегюра, «наружно принял вид искреннего друга императрицы» , и готов был льстить до такой степени, что с утра являлся в покои Екатерины перед ее выходом «и, вмешиваясь в толпу, вместе с прочими ожидал ее появления» .
Их величества беседовали о политике эпизодически, поэтому четко выделить здесь этапы переговоров вряд ли возможно. «Граф Фалькенштейн» жаловался Кауницу, что они рассуждают «о вещах совершенно безразличных, хотя и в самом дружественном тоне» . Государыня «с небрежением вспоминала о бедных турках», и заходил разговор о восстановлении Греции. Император задавался вопросом: «Что ж делать с Константинополем?» Таким образом брали города и целые провинции, как будто ничего не делая» , - отмечал принц де Линь.
Тон в общении задавала Екатерина, но теперь она это делала более явно, чем семь лет назад. Она долго не заговаривала о политике, а когда все же завязался политический разговор, императрица создала впечатление, что «спит и видит переведаться с турками... самолюбие и постоянная удача ослепили ее до того, что она считает себя в состоянии все сделать одними собственными силами, без моего содействия» . Вряд ли Екатерина недооценивала союз со Священной Римской империей. Наверное, она применила удачный психологический прием, устрашив Иосифа его распадом, чтобы показать необходимость этого альянса и заставить императора примириться с русской политикой, даже если она ему не всегда нравится. И вот «граф Фалькенштейн» считает обидным для себя, если государыня обойдется без его помощи в проведении неприятного ему политического курса! Он стал поговаривать, что «не станет твердо сопротивляться воле Екатерины, и позволит склонить себя к войне, если его поставить перед необходимостью содействовать императрице и потерять могущественную союзницу» , хотя в Севастополе и ходили слухи, «что Екатерина не встретила в своем союзнике ожидаемой готовности содействовать ей в будущих ее планах, еще большего расширения ее территории» .
Государыня использовала еще один прием в общении с «графом Фалькенштейном» - демонстрацию русского могущества. Де Линь пересказывал разговор монархов в карете. «У меня тридцать миллионов подданных, считая только мужской пол», - говорит она. «А у меня двадцать два со всеми», - отвечает император. «Мне надобно... по крайней мере, шестьсот тысяч войск от Камчатки до Риги». «Мне будет довольно и половины» . Это были слова, но они подкреплялись делом.
Иосиф уделял немало внимания состоянию России. Он осматривал города, посещал корабли в Севастополе, а, уже расставшись с Екатериной, побывал в Кинбурне, поинтересовался, здоровое ли там место и много ли бывает больных . «Граф Фалькенштейн» стал свидетелем всех тех зрелищ, которые устраивал Потемкин. Имея во время путешествия возможность увидеть вновь присоединенные к России земли и русские вооруженные силы, император мог задуматься, стоит ли ему пренебрегать союзом со страной, которая в столь короткий срок обжила пустынные территории и создала здесь армию и флот.
В глаза императрице гордый Габсбург не смел проявлять какого бы то ни было недовольства, рассыпаясь перед ней в комплиментах, нахваливая владения и дела светлейшего, а за глаза заявлял, что все виденное сделано напоказ, и во всем находил недостатки . В самом тоне его писем постоянно чувствуется раздражение и Россией, и Екатериной. Кстати, один из кораблей, спущенных в Херсоне, был назван его именем. Со стороны императрицы это был знак внимания по отношению к союзнику, на который тот ответил бестактностью. Иосиф явился на спуск судов в простой одежде, тогда как по правилам приличия XVIII в. прийти на торжественное мероприятие в таком виде означало оскорбить хозяев . Раздражение «графа Фалькенштейна» объясняется страхом перед могуществом России и его нежеланием предпринимать эту встречу с государыней. Его поведение - лесть напоказ и критика за спиной - лишний раз демонстрирует его неискренность по отношению к русской императрице.
Можно сказать, что союз скреплялся не столько ходом переговоров, сколько самим фактом совместного путешествия монархов. То, что Иосиф вторично посещает Россию и сопровождает Екатерину в ее путешествии, должно было показать европейским державам и Османской империи, что Россия не одинока, у нее есть союзник, который в случае необходимости придет к ней на помощь. После того, как он примет участие в подобной демонстрации, «графу Фалькенштейну» будет неудобно в случае вступления России в войну с Портой не оказать помощь своей союзнице.
Отвернувшись от нее, он уронит свой престиж в глазах других держав. Император, кажется, понимал, что участие в путешествии обяжет его к содействию России в случае ее конфликта с Османской империей, и, видимо, поэтому не желал ехать, но все же страх потерять могущественную союзницу оказался сильнее, и когда вскоре началась русско-турецкая война, Иосиф поднял оружие против Порты.
Русское могущество демонстрировалось не только Иосифу, и не ему одному оно могло внушить страх.
Русско-турецкие отношения и путешествие в Крым
Путешествие 1787 гг. было тесно связано с русско-турецкими отношениями, которые мы хотели бы в нескольких словах охарактеризовать, поскольку без этого будут не вполне понятны требования, выработанные в Херсоне, и влияние поездки Екатерины в Крым на начало очередной русско-турецкой войны.
В 1780-е гг. между Россией и Османской империей существовал ряд противоречий, наиболее важными из которых были три территориальные проблемы.
Самая главная из них - это отношение к Крымскому ханству, получившему по Кючук-Кайнарджийскому миру независимость . Как Петербург, так и Стамбул стремились установить над Крымом свой контроль, наконец, в 1783 г. полуостров был присоединен к России. Окончательная потеря вассального ханства побуждала у Османской империи стремление взять реванш и вернуть его себе.
Вторым «камнем преткновения» между Российской империей и Портой были Молдавия и Валахия. Возмущение Стамбула вызывало покровительство, которое Россия оказывала им . Екатерина же была недовольна частыми сменами господарей, а особенно назначением волошским господарем Н. Мавроени, чьи поступки были направлены «к угнетению земли» , и который покушался на жизнь духовных и светских особ, преданных петербургскому двору . В 1786 г. в Россию бежал смещенный молдавский господарь А. Маврокордато, и Порта безуспешно требовала его выдачи .
Третье противоречие между Россией и Османской империей порождал Кавказ. Во-первых, турки подстрекали кавказские народы к набегам на Россию , приводили их к присяге себе или заключали с ними союз . Во-вторых, Оттоманская Порта желала отторгнуть от России Картли и Кахети (вассала Петербурга с 1783 г.) , и Екатерина намерена была защищать Грузию от посягательств Стамбула .
Кроме того, существовал ряд более мелких проблем. Государыня была недовольна тем, что турки используют добычу соли в районе Очакова с целью набегов на русскую территорию, и в придачу они забирают соли больше, чем позволено . Казаки, переселившиеся в Османскую империю после ликвидации в 1775 г. Запорожской Сечи, совершали грабежи по очаковской границе, и Россия просила удерживать их за пределами Буга . Наконец, алжирские пираты захватывали в плен русские корабли . Порта, в свою очередь, была недовольна деятельностью русских консульств на ее территории, особенно в дунайских княжествах, полагая, что консулы вмешиваются во внутренние дела этих территорий, и считая их органами для возбуждения мятежей . При этом Стамбул требовал учреждения своих консульств в Крыму, чтобы поддерживать там свое влияние, на что Екатерина не соглашалась .
Каждое из этих противоречий можно было бы решить по отдельности, но все вместе они переплетались в такой «клубок», распутать который «по нитке» вряд ли было возможно. Наконец, решение каждой из этих проблем не ликвидировало бы главной причины, порождавшей остальные противоречия - стремления России закрепиться на Черном море, Кавказе и Балканах, чему противилась Османская империя.
Какие же силы способствовали развязыванию русско-турецкой войны в 1780-е гг.?
Для России неплохо было бы обезопасить себя от дальнейших происков Порты. «Да... вы не хотите, чтобы я выгнала из моего соседства... турок... что, если бы вы имели в Пьемонте или Испании таких соседей, которые бы ежегодно заносили к вам чуму и голод, истребляли и забирали бы у вас в плен по 20 тысяч человек в год, а я бы взяла их под свое покровительство, что бы вы тогда сказали?» - спрашивала императрица у Сегюра . Тем не менее, Екатерина желала бы мирного разрешения конфликтов, что доказывают ее приказы русскому послу в Стамбуле Якову Ивановичу Булгакову . Современники и некоторые историки обвиняли в стремлении к войне Потемкина, но переписка князя красноречиво убеждает в обратном. Булгакова он просил хлопотать о мире , согласен был и на смягчение русских требований , ведь о том, что Россия не готова к войне, он знал лучше, чем кто бы то ни было. «Весьма нужно протянуть два года, а то война прервет построение флота» , - писал он императрице. Не желая воевать, и светлейший, и Екатерина постоянно опасались возникновения вооруженного конфликта .
Для Османской империи закрепление России в Причерноморье было крайне нежелательным, Порта хотела бы взять реванш за предыдущие поражения, вернуть отторгнутые у нее земли и восстановить свой авторитет среди других стран, однако для нее не прошли даром предыдущие поражения. Булгаков не раз писал, что турки боятся войны . Русская дипломатия полагала, что султан не хочет воевать, но его толкают на это тщеславные сановники, чернь и мусульманское духовенство . Османская империя, как, впрочем, и Россия, вела подготовку к войне: к русско-турецкой границе собирались войска, с французской помощью снаряжались корабли, приводились в порядок черноморские укрепления и артиллерия . Даже Сегюр не скрывал, что французский дипломат О.А. Шуазель-Гуфье «старался оживить сонливых турок, побуждал их снаряжать флот, усиливать крепости, посылать войска к Дунаю» .
В связи с приготовлениями Порты к войне мы видим третью силу, заинтересованную в ней - европейские державы, подстрекавшие Османскую империю взять в руки оружие. В начале 1785 г. Булгаков замечал: «Крым тяжелее французам, нежели самим туркам, кои о том теперь уже и позабыли, если б французы не возобновляли сего горестного для них напоминания». По мнению русского посла, все их услуги Стамбулу были основаны на корысти . Парижский двор желал торговать на Черном море на выгодных для себя условиях, а также иметь базу в Эгейском море на острове Кандии и на Матапонтском мысе в Морее, но Порта этого не позволила .
Французы не были главными подстрекателями к войне. Булгаков писал, что английское, прусское и шведское министерства «весьма каверзят» , а, по мнению Сегюра, Османскую империю к войне толкают Англия и Пруссия, причем Великобритания делала это «в надежде, что воюющие державы будут искать ее посредничества, и что это уничтожит наше (французское. - Н.Б. ) влияние в Петербурге и Константинополе» . Булгаков сообщал, что английский посол «беспрестанно подущает голландского, прусского, шведского и гишпанского министров» , но при этом главным подстрекателем Порты к войне, как это видно из донесений Якова Ивановича, была Пруссия. Прусские поверенные Гафрон и Г.Ф. Диц всеми силами настраивали Османскую империю против Петербурга, вплоть до утверждения, что Вена и Петербург собираются начать войну, поэтому Стамбулу лучше самому взяться за оружие . Навязчивой идеей прусской дипломатии был союз с Оттоманской Портой против России и Священной Римской империи .
Европейские дипломаты желали вооруженного конфликта Петербурга и Стамбула, потому что от России и Османской империи, ослабленных войной, легче будет добиться тех выгод, которые они хотели иметь на Черном море. Кроме того, если Екатерина будет занята войной с Портой, она не будет вмешиваться в европейские дела, напротив, появится возможность влиять на ее политику, как это Европа уже делала с Османской империей.
Известие о приезде русской императрицы в Крым, по словам Сегюра, «легко могло встревожить турок, пробудить в них опасения и подать повод к несогласиям» . Потемкин перебрасывал войска к Черному морю, «желая будто бы придать тем более величия и пышности зрелищу, представленному Европе в виде торжественного поезда императрицы. Султан с явным беспокойством замечал, что пограничные русские области полны пехотой и конницей и снабжены артиллерией, что войска эти превосходно обмундированы и что все это было готово к начатию войны» . Власти Османской империи до глубины души были возмущены, что русская императрица явилась в пределы их бывшего вассального ханства. Екатерина и ее спутники замечали, что от вновь присоединенных земель до Петербурга полторы тысячи верст, а до Стамбула - сутки-двое морем .
Туркам не хотелось верить, что государыня способна ступить на крымскую землю. В апреле 1787 г. в Стамбуле ходили слухи, что «всероссийская императрица путешествие свое в Тавриду отменила» . В Очакове говорили о начале новой войны - в мае 1787 г. турки перевозили туда с хуторов семьи и имущество и не сеяли хлеб, а также «в разговорах одни сказывают - будем мириться, а другие сказывают - не будем, теперь-де наша сила, можем победить войско российское» .
Екатерина, казалось, делала все, чтобы обострить возмущение Османской империи. Еще в 1784 г. Потемкин известил Ираклия II, царя Картли и Кахети, о предстоящем путешествии императрицы и пригласил его на встречу с ней . Вряд ли в Стамбуле было известно об этом намерении, но во время путешествия в Бахчисарай приехал слепой грузинский царевич Давид, который был представлен Екатерине и пожалован к руке . К генеральному консулу И. Северину пришли три депутата (епископ и два боярина) от молдаван и валахов, прося «повергнуть их к монаршим ея стопам, изъявить от лица их всенижайшую благодарность за оказанные им благодеяния и просить продолжения высочайшего к ним и к их земле покровительства и защищения» . Видимо, Северин это передал, поскольку в Карасубазаре императрица поручила ему через Булгакова объявить ее благоволение духовным и светским чинам Молдавии и Валахии и уверить их в ее покровительстве . В Полтаве ко двору явился А. Маврокордато, принятый государыней .
Так Екатерина во время путешествия затронула два противоречия между Россией и Портой. При этом императрице вовсе не хотелось, чтобы поездка в Крым обострила русско-турецкие отношения, более того, тогда была предпринята попытка урегулировать их. Булгаков и интернунций империи Габсбургов П.Ф. фон Герберт выехали из Стамбула навстречу Екатерине. Яков Иванович полагал свою поездку необходимой, так как «бытность моя в Херсоне принесла бы много пользы: ибо в один день можно донести, сделать объяснение и получить решительных повелений больше, нежели чрез полгода перепискою; да. Впрочем, обо всем и писать нельзя» . Герберт же в марте 1787 г. утверждал, что визирь собрался поручить ему окончить нынешние распри в бытность императора в Херсоне», и хвалился, «что, возвратясь сюда, всему привезет конец» . Месяц спустя русский посол писал по этому поводу: «Мысли визиря просить у императора о медиации, кажется, переменились, ибо теперь меня люди уверяют, будто уже интернунций сам домогается, чтоб ему была поручена сия негоциация... интернунций никогда о сем ко мне не отзывался, но сильно торопится меня выпередить в Херсоне и оттуда навстречу императору ехать для предупреждения его» . Герберт покинул Стамбул 4 апреля на русском купеческом судне, а Булгаков - 14-го, прибыв 19/30 апреля в Севастополь, а с Екатериной они оба встретились 12 мая в Херсоне .
Здесь были выработаны условия, которые Булгаков должен был предъявить турецкому правительству: споры о зависимости Грузии прекращаются, как и набеги на нее кавказских народов (которые подстрекала к тому Порта), и Османская империя признает Картли и Кахети вассалом России; алжирцы вернут захваченные ими русские суда; России будет дозволено наказать закубанских татар; Порте следует удерживать за пределами Буга запорожцев, поселившихся на ее землях. Турки не должны забирать соли под Очаковом сверх установленного количества, они не будут возобновлять требований о выдаче Маврокордато, и, наконец, бунтовщики из Кандии и Родоса будут наказаны .
Что касается последнего требования, то пошел слух, что во время волнений на Родосе был убит русский консул . Материалы АВПРИ рисуют такую картину происшедшего. В Кандии упал флаг над консульским домом, потому что его веревку кто-то надрезал. Консул тогда отсутствовал, и янычар-ага посоветовал канцлеру и драгоману не поднимать флага вновь, а заодно убрать с улицы стоящий у входа русский герб. Подобное предложение не вызвало ни у кого энтузиазма. Вскоре прибежали янычары и начали стрелять в доме из пистолета. Канцлер и драгоман еле успели спрятаться у французского консула и через день отправились в Смирну .
На появление Екатерины «вблизи» Стамбула Порта ответила своей демонстрацией вооруженных сил, послав к Очакову эскадру . Принц де Линь справедливо замечал: «Я почитаю это хорошим предвестником войны» . Иосиф, подъехавший к эскадре на шлюпке и осмотревший ее, насчитал четыре 64-пушечных корабля, два фрегата, три бомбарды, 10 галер и много транспортных судов , среди которых было два французских . Кстати, еще 1 (12) февраля Булгаков доносил, что французские офицеры в Стамбуле «шьют себе турецкое платье, в котором поедут в Очаков» , так что появление эскадры не было для Екатерины полной неожиданностью. Она так писала по этому поводу из Севастополя: «Турецкий флот... еще не показывался, увидим, явится ли он сюда сделать высадку и выгнать нас отсюда, как предсказывают газеты» .
Он доносил, что «на держанном 12 генваря у муфтия совете склонны были по большей части учредить требования Высочайшего двора дружественным образом», не соглашаясь лишь на смену Мавроени , и на признание подданства Ираклия России, «дабы не показалось, что исполняют требования России, хотя и уверены, что худым поведением он (Мавроени. - Н.Б. ) то заслуживает» ; при этом «тревогу его (визиря. - Н.Б. ) умножает получение известия о путешествии в Херсон императора... Сверх того, известил меня министр, что Порта не уверена, чтоб здешний двор восхотел дойти до разрыва для дел столь малой важности, и в самое время, когда Ваше Императорское Величество предприняли путешествие, что чужеземные министры обнадеживали Порту, что российский двор не доведет дело до последней крайности» . Европейская дипломатия не оставалась при этом безучастной зрительницей. 15/26 января Булгаков доносил, что французский посол «внушает визирю вооружиться... толкует, что путешествие... есть происшествие, неприятное в политике и коему двор его никогда не хотел верить» . Таким образом, в начале 1787 г. турецкое правительство боялось войны и опасалось, что ее развяжет Россия. Этому, видимо, способствовало известие о путешествии Екатерины. Заметим, Порта боится того, что в Херсон едет Иосиф. В Стамбуле не могли не понимать, что австро-русское сближение предпринимается для борьбы с Османской империей, а европейские послы настраивают тем временем Порту против России.
Будучи в Херсоне, Булгаков получал от оставшихся в Стамбуле сотрудников русского посольства известия, доказывающие «злые расположения турецкого министерства, которое час от часу заблуждается в своем поведении», при этом «слух о войне... ободряет повсюду, не выключая и столицу, недовольных» . Так что благодаря путешествию страсти накаляются, и в Османской империи уже желают начала войны. В какой-то момент, правда, испуганная поездкой Екатерины Порта, «видя себя в крайнем расстройстве, решилась, наконец, приступить к выполнению требований Высочайшего двора», а именно, прекратить набеги кавказских народов на Грузию «и обеспечить прочным образом границы со стороны Кубани и Очакова», хотя противники подобных мер и чинили этому препятствие . Европейская дипломатия меж тем не сидела сложа руки. Один из ее представителей, Пангали, внушал туркам, «что теперь Порта, имея огромные морские и сухопутные силы, имеет также и самое наилучшее время начать с Россиею войну, проговоря на сей случай, кстати, один стишок из Алькорана, за что случившийся вооруженный турок хотел его изрубить, если б другими был не удержан, что Пангали, будучи неверным, осмелился стихи произнести из Алькорана» . Очень скоро, однако, пришлось убедиться, что «сумазбродства турецкого министерства продолжаются по-прежнему» .
Вернувшемуся в конце июня в Стамбул Булгакову сначала показалось, «что войны не хотят», и вооруженного конфликта желают разве что визирь и рейс-эфенди, издержавшие большие суммы на подготовку к нему , но уже две недели спустя посол доносил, что «стали более обыкновенного говорить о войне... будучи, сверх того, возбуждаемы некоторыми от чужестранных министров ложными измышлениями» . В подобных условиях Якову Ивановичу надлежало довести до сведения Порты выработанные в Херсоне требования.
15/26 июля состоялась конференция, продолжавшаяся более семи часов, на которой рейс-эфенди, предъявивший в ультимативной форме турецкие претензии, не дал Булгакову сказать о русских требованиях. После этого посол перестал верить в возможность мирного исхода дела: «успеха никакого ожидать почти не можно после случившегося» . Его самого решено было заключить в Эдикуль (что означало объявление войны) «и со всеми россиянами поступить тирански» . Тем не менее, султан, не желавший воевать, некоторое время еще сопротивлялся нажиму визиря и рейс-эфенди . 19 июля была вторая конференция, на которой Яков Иванович высказал русские требования «безо всякой по делам пользы» . Отчаявшись добиться чего-либо, Булгаков писал: «Рассудительные люди отзываются еще, что все наши дела могли бы в один час окончены быть, ежели б творились не с безумными» , ему оставалось сделать только неутешительный вывод: «дела добром кончиться не могут» . 1/12 августа посол писал Безбородко: «Скоро, думаю, зачнут меня мучить конференциями, кои будут бесполезными» . Через несколько дней Яков Иванович окажется в Эдикуле, и Османская империя вступит в войну с Россией.
Может возникнуть вопрос, не путешествие ли Екатерины в Крым вызвало войну с Портой, ведь и оно само, и предпринятая тогда демонстрация русских вооруженных сил возмутили турок, и, как мы видели, повлияли на изменение русско-турецких отношений в худшую сторону. Кроме того, эта демонстрация была удобным поводом для раздувания слухов об агрессивных замыслах русского двора против Стамбула .
Все же не поездка в Крым вызвала русско-турецкую войну, ее причинами были те противоречия, о которых говорилось выше, как говорилось и о силах, заинтересованных в развязывании этого конфликта. Мирным путем эти проблемы разрешиться не могли, и война была неизбежной, вопрос заключался лишь в том, разгорится ли она немного раньше или немного позже. Тем не менее, нельзя совершенно отрицать роль путешествия в ее возникновении. В той ситуации любой инцидент между Россией и Оттоманской Портой мог спровоцировать конфликт, и таким случаем оказалась поездка императрицы. Она стала катализатором, не вызвав войну, но ускорив ее начало, и Екатерина, вероятно, не оценив полностью возможные последствия путешествия, совершила просчет. Османская империя была возмущена и напугана, подстрекательства европейской дипломатии сделали свое дело - и Порта начала новую войну с Россией.
Внешнеполитические цели путешествия Екатерины Великой в Крым в целом были реализованы удачно. Императрица повышала свой авторитет в глазах Европы и утверждала позиции своей страны на континенте. Дважды она встречалась с другими монархами, играя при этом роль лидера, задавая нужный ей тон переговоров и отстаивая интересы России. Так, австро-русский оборонительный союз был скреплен совместным посещением Екатериной и Иосифом II Крыма. Тем не менее, внешнеполитический успех путешествия не был абсолютным. Нельзя назвать удачными для обеих сторон переговоры государыни в Каневе с польским королем, когда Екатерина отвергла его предложение о русско-польском союзе (правда, вопрос о том, насколько он был необходим, остается открытым). Кроме того, поездка императрицы в Крым ускорила начало очередной (но неизбежной!) войны с Османской империей.
Тем не менее, несмотря на некоторые просчеты, путешествие Екатерины Великой в Крым было не только значимой, но и весьма удачной политической акцией эпохи просвещенного абсолютизма.
Примечания
Сегюр Л.Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785-1789). СПб., 1865. С. 143.
Там же. С. 144.
Сб. РИО. Т. 26. СПб., 1879. С. 176.
Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 186.
Дневник, веденный во время пребывания императрицы Екатерины в Киеве и Каневе одной из придворных дам короля Станислава Августа // Сын Отечества. 1843. Т. 3. № 3 (далее: Дневник придворной дамы). С. 25; Миранда Ф. Путешествие по Российской империи. М., 2001. С. 106, 110-121; Полетика А. Дневник, веденный во время пребывания императрицы Екатерины II в Киеве в 1787 году Андреем Полетикою // Там же. С. 1, 13, 15-16.
Камер-фурьерский церемониальный журнал 1787 года. СПб., 1886. (далее: КФЖ 1787). С. 102, 132, 149, 166, 198, 206, 211; Миранда Ф. Указ. соч. С. 106.
РГАДА. Ф. 16. Оп. 1. Д. 742. Ч. 2. Л. 288.
Письма Екатерины II к барону Гримму // РА. 1878. Т. 3 (далее: Екатерина - Гримм). С. 131; Письма императрицы Екатерины II к Якову Александровичу Брюсу 1787года. Приложение ккамер-фурьерскому журналу 1787 года. СПб., 1889 (далее: Екатерина - Брюс). С. 21.
Письма Екатерины II к Н.И. Салтыкову // РА. 1864 (далее: Екатерина - Салтыков). Стб. 513-514; то же: Миранда Ф. Указ. соч. С. 85, 87, 91, 107.
Линь Ш.Ж. Письма, мысли и избранные творения принца де Линь, изданные баронессою Стаэль Голстеин и гном Пропиаком. Т. 1. Ч. 1. М., 1809. С. 41-42.
Миранда Ф. Указ. соч. С. 124.
Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 156; также: АВПРИ. Ф. 5. Оп. 5/1. Д. 581. Л. 110; Ф. 8. Оп. 8/1. Д. 17. Л. 38 об.
Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 86.
Миранда Ф. Указ. соч. С. 91.
Там же. С. 106.
Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 182.
Архив Князя Воронцова. Кн. 12. М., 1879. С. 38-39.
Елисеева О.И. Геополитические проекты Г.А. Потемкина. М., 2000. С. 197.
Нассау-Зиген К.Г. Императрица Екатерина II в Крыму // РС. 1893. Т. 80. № 11. С. 290.
Дневник придворной дамы. С. 26; КФЖ 1767. С. 206; Миранда Ф. Указ. соч. С. 105-107; Храповицкий А.В. Памятные записки А.В. Храповицкого, статс-секретаря императрицы Екатерины Второй. М., 1990. С. 23.
Екатерина - Салтыков. Стб. 507, 511, 517, 521.
Дневник придворной дамы. С. 24.
КФЖ 1787. С. 111, 122, 131, 134, 142, 151, 167, 231, 256.
Там же. С. 173, 213, 279, 292.
Альперович М.С. Франсиско де Миранда в России. М., 1986. С. 78; Елисеева О.И. Указ. соч. С. 195-196.
Миранда Ф. Указ. соч. С. 97.
КФЖ 1787. С. 328; Полетика А. Указ. соч. С. 10.
Дневник придворной дамы. С. 25-26; КФЖ 1787. С. 229; Полетика А. Указ. соч. С. 16-17; Миранда Ф. Указ. соч. С. 122, 125.
Линь Ш.Ж. Указ. соч. Ч. 1. С. 42.
Миранда Ф. Указ. соч. С. 125.
Миранда Ф. Указ. соч. С. 123; также: РГАДА. Ф. 10. Оп. 3. Д. 263. Л. 4 об.
Понятовский С. Воспоминания князя Станислава Понятовского (пересказ Н. Шильдера) // РС. 1897. Т. 95. № 9. С. 572.
Дневник придворной дамы. С. 28; Журнал высочайшего путешествия ея величества государыни императрицы Екатерины II, самодержицы Всероссийской, в Полуденные страны России в 1787 году. М., 1787 (далее: Журнал 1787). С. 48; КФЖ 1787. С. 335; Линь Ш.Ж. Указ. соч. Ч. 1. С. 48; Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 190.
КФЖ 1787. С. 336.
Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 190; также: Понятовский С. Указ. соч. С. 572.
Дневник придворной дамы. С. 28.
Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 190; также: Дневник придворной дамы. С. 29; Журнал 1787. С. 48-49; КФЖ 1787. С. 339-340; Линь Ш.Ж. Указ. соч. Ч. 1. С. 48; Понятовский С. Указ. соч. С. 573.
АВПРИ. Ф. 8. Оп. 8/1. Д. 16. Л. 53; Дневник придворной дамы. С. 30; Журнал 1787. С. 49; КФЖ 1787. С. 340; Нассау-Зиген К.Г. Указ. соч. С. 290.
Дневник придворной дамы. С. 30; Журнал 1787. С. 49; КФЖ 1787. С. 340.
Дневник придворной дамы. С. 30.
Дневник придворной дамы. С. 30-31; Журнал 1787. С. 50; КФЖ 1787. С. 339-340; Линь Ш.Ж. Указ. соч. Ч. 1. С. 48; Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 190-191; Энгельгардт Л.Н. Записки. М., 1997. С. 55.
РГАДА. Ф. 10. Оп. 3. Д. 263. Л. 11-11 об.
АВПРИ. Ф. 8. Оп. 8/1. Д. 16. Л. 55; Журнал 1787. С. 50; КФЖ 1787. С. 342; Сб. РИО. Т. 42. СПб., 1885. С. 373.
Дополнения к камер-фурьерскому журналу 1787 г. КФЖ 1787. СПб., 1886 (далее: Доп. КФЖ 1787). С. 103; Сб. РИО. Т. 42. С. 373.
Доп. КФЖ 1787. С. 103.
Елисеева О.И. Указ. соч. С. 194, 204; Лопатин В.С. Потемкин и Суворов. М., 1992. С. 191; Сегюр Л.Ф. Указ. соч. С. 183; Alexander J.T. Catherine the Great. Life and Legend. New York Oxford, 1989. P. 259; Haslip J. Catherine the Great. London, 1977. P. 332; Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 595.
(1785-1789)». Известная узкому кругу историков и краеведов, эта книга имеется лишь в некоторых крупных государственных библиотеках. <...>
Поездка Екатерины II в южные пределы своей империи, предпринятая в ознаменование присоединения Крыма к России, пожалуй, наиболее значительное, выдающееся, самое пышное путешествие, совершенное в Крым кем-либо и когда-либо.
Есть данные, что впервые о готовящемся вояже зашла речь еще в 1780 году, во время свидания Екатерины II с австрийским императором Иосифом И. Подробный же план поездки был составлен в 1784 году: 13 октября Светлейший князь Потемкин отправил ордер о приготовлении путевых дворцов, которые должны были строиться по присланному рисунку, о квартирах для свиты, о приготовлении на станции лошадей". А через полтора года, 2 марта 1786 года, в письме П. Л. Архарову подробный маршрут путешествия сообщала сама императрица.
Поезд, приготовленный для поездки, состоял из 14 карет, 124 саней с кибитками, а также 40 запасных саней. Карета императрицы вмещала гостиную на восемь человек, малую библиотеку, кабинет, карточный стол и все удобства; запряжена была тридцатью лошадьми. Помимо того Екатерине предназначались шестиместная и четырехместная кареты, а также почивальный возок. На станциях для путешественников были приготовлены по 560 сменных лошадей.
Современники поражались роскоши этой поездки: поговаривали, что десяти миллионов рублей, назначенных Екатериной, впоследствии не хватило. Ко всем расходам необходимо добавить и затраты князя Потемкина. Деньги шли на постройку домов, разведение садов, устройство базаров в местах, через которые проезжала Екатерина. Па станциях, где путевые дворцы не планировались, были устроены галереи (по типовому рисунку) и готовились «приличные напитки и прибор». На каждой станции должен был находиться плотник и кузнец с инструментами. По обеим сторонам дороги вечером пылали костры. В каждом городе для путешествующих устраивались иллюминация, а иногда - фейерверки.
При дворе императрицы недоброжелатели Потемкина твердили, что все траты князя не приносят никакой пользы, что даже приобретение Крыма не стоит тех огромных средств, которые требовал Светлейший. Князя это раздражало, ибо путешествием Екатерины он хотел доказать обратное: Россия приобрела «драгоценную жемчужину» (как позже назвала Крым сама императрица). Это путешествие было необходимо, чтобы развеять слухи о недостатках его управления полуденным краем. Экзотика южной природы, быстрое развитие городов, отличное устройство военных портов и заботы князя должны были поразить Екатерину, а вместе с тем - привести в удивление всю Европу. «Па западе должны были узнать, - писал А. Брикнер о путешествии Екатерины, - какими источниками богатства и могущества располагает Россия. Путешествие это из контроля над действиями Потемкина должно было превратиться в торжество его, Екатерины и вообще России в глазах Европы, в демонстрацию перед Оттоманскою Портой и ее союзниками; оно должно внушить страх недоброжелателям России, намеревавшимся лишить Россию вновь приобретенных земель».
Понятно, что политическое значение путешествия императрицы в Крым было велико. Но желание Екатерины проделать этот вояж: преследовало и другие цели. В разговоре с графом де Сегюром она заметила, что путешествует не только для того, чтобы осмотреть города, хорошо знакомые ей по планам и описаниям, но чтобы видеть людей и доставить им возможность видеть императрицу, приблизиться к ней, подать ей жалобы и этим поправить многие упущения и несправедливости.
К ожидавшемуся событию готовилась и печать. Уже во время путешествия в столичных ведомостях публиковался журнал этого «шествия», который вел секретарь императрицы А. В. Храповицкий. Когда журнал был завершен, его издали отдельной книгой. Начинается он с описания отъезда из Зимнего дворца; автор подчеркивает значительность предпринимаемой поездки: «Ея Императорское Величество Екатерина Великая, Всемилостивейшая Государыня, между неусыпными трудами Своими о совершении спокойствия и непоколебимого от рода в род благоденствия подданных Своих восприяв высочайшее намерение путешествовать в полуденные страны обширной Империи Своей, изволила во 2 день Генваря месяца 1787 года в Санкт-Петербурге выехать поутру в 11 часов из Зимняго Дворца, при пушечной пальбе с обеих крепостей, и, остановясь у церкви Казанския Богоматери, слушать в оной молебствие, а оттуда, продолжая путь, прибыть в Царское Село...». <...>
Любопытно, что еще накануне монаршей экскурсии вышел в свет путеводитель по «высочайше утвержденному маршруту». В предисловии к нему сообщалось: «Всех городов, знаменитых рек, местечек и достойных замечания урочищ, через путешествия сие последовать имеет, предлагается здесь географическое и историческое краткое описание, а при конце сего и маршрут с показанием, сколько от каждого стана до другого верст...».
В виде приложения к путеводителю была помещена карта путешествия императрицы. <...>
По мнению крымского историка Владимира Гурковича, этот путеводитель - первый в России. Отпечатанный в очень незначительном количестве, он сохранился в Крыму (по данным исследователя) в единственном экземпляре - в библиотеке «Таврика». Путеводитель имеет любопытную особенность: за листом печатного текста следует чистый лист (вероятно, для того, чтобы владелец книжки мог вносить по пути следования какие-либо уточнения, свои наблюдения). В. Гуркович предполагает, что имеющийся в библиотеке «Таврика» экземпляр - рабочий (подготовительный, черновой), который предшествовал окончательно доработанной книге.
Так, на 57-й странице в нем сообщается о Перекопском рве, а рядом - на чистом листе чернилами дописано: «Над мостом построены Триумфальные вороты с надписью: «Предпослала страх и привнесла мир». Это описательное уточнение о самых последних постройках на полуострове в 1786 году. И таких уточнений в экземпляре довольно много. Колоритна и содержательна приписка рядом с 81-й страницей: «При Старом Крыме назначено построение города Левко-поля, но оный еще не зачат». <...>
Екатерину II сопровождали граф А. Безбородко, граф А. Дмитриев-Мамонов и другие. Среди иностранцев были граф де Сегюр, Фиц-Герберт, принц де Линь, австрийский император Иосиф II, который путешествовал под именем графа Фалькенштейна. Генерал-фельдмаршал Потемкин встретил императрицу уже в Киеве. В память путешествия была выбита медаль с профилем Екатерины на одной стороне и картой путешествия - на другой. Вокруг карты вилась надпись: «Путь на пользу». В пару этой медали отчеканили и другую - с профилем Потемкина и картой устроенных им российских губерний.
Вскоре после возвращения императрицы из Крыма и значительно позже (уже в XIX веке) было издано внушительное число мемуаров, писем и деловых бумаг, относящихся к поездке. Среди них и воспоминания Луи-Филиппа де Сегюра, которые, по мнению некоторых историков, являются наиболее полным рассказом о путешествии императрицы.
Несколько слов об авторе мемуаров. Родился Сегюр в Париже в 1753 году". Его отец по вступлении Людовика XVI на престол был назначен военным министром. Молодой граф готовил себя к дипломатической деятельности и со временем заслужил авторитет в министерстве иностранных дел. Вскоре он стал представителем Франции при дворе Екатерины П. В России находился с марта 1785 по 11 октября 1789 года. <...> После Французской революции (1789) вернулся на родину.
Императрица уже публично объявила о своем намерении ехать в Крым, и я должен был сопровождать ее. <...> Января 17-го (1787 года. - Ред.) я отправился в Царское Село и 18-го числа выехал оттуда с императрицею в Крым. <...> Предназначенный судьбою на самые различные роли, я должен был на этот раз следовать за торжественной колесницей Екатерины, проехать по ее огромному царству, посетить Тавриду, славную в мифологии и истории и ныне смело исторгнутую женщиной от диких сынов Магомета. Мне суждено было видеть, как на пути принесут ей дань лести и похвал толпы иностранцев, привлеченных блеском власти и богатства. <...>
Будучи вместе придворным и дипломатом, я должен был, снискивая благорасположение Екатерины, в то же время деятельно следить за предприятиями и действиями честолюбивой государыни, которая тогда, покрывая многочисленными войсками берега Днепра и Черного моря, казалось, грозила вместе с Иосифом II разрушить Турецкую империю. <...>
Путешествия двора нисколько не походят на обыкновенные путешествия, когда едешь один и видишь людей, страну, обычаи в их настоящем виде. Сопровождая монарха, встречаешь всюду искусственность, подделки, украшения... Впрочем, почти всегда очарование привлекательнее действительности; поэтому волшебные картины, которые на каждом шагу представлялись взорам Екатерины и которые я постараюсь изобразить, по новости своей будут для многих любопытнее, нежели во многих отношениях полезные рассказы иных ученых, объехавших и исследовавших философским взглядом это государство, которое недавно лишь выступило из мрака и вдруг стало мощно и грозно, при первом порыве своем к просвещению. <...>
Первая часть этого путешествия, начатого холодною зимою, не может быть обильна описаниями. Достаточно сказать, что мы проезжали по обширным снежным равнинам, через леса сосен и елей, которых ветви, опушенные инеем, порою при солнечном освещении блистали брильянтами и кристаллами. Можно себе представить - какое необычайное явление представляла на этом снежном море дорога, освещенная множеством огней, и величественный поезд царицы севера во всем блеске самого великолепного двора. В городах и деревнях этот одинокий путь покрывался толпами любопытных горожан и поселян: они, не замечая стужи, громкими криками приветствовали свою государыню.
Обычный порядок, который императрица ввела в свой образ жизни, почти не изменился во время ее путешествия. В шесть часов она вставала и занималась делами с министрами, потом завтракала и принимала нас. В девять часов мы отъезжали и в два останавливались для обеда; после того снова останавливались в семь.
Везде она находила дворец или красивый дом, приготовленный для нее. Мы ежедневно обедали с нею. После нескольких минут, посвященных туалету, императрица выходила в залу, разговаривала, играла с нами; в девять часов уходила к себе и занималась до одиннадцати. В городах нам отводили покойные квартиры в домах зажиточных людей. В деревнях мне приходилось спать в избах, где иногда от нестерпимой жары нельзя было уснуть. <...>
Мы достигли узкого Перекопского перешейка, отделяющего Черное море от Азовского. Он перерезан от одного моря к другому стеною и рвом. Здесь видно каменное четырехугольное укрепление и поселение, состоящее из нескольких домишек. Перекоп есть ключ и ворота ко входу в Крымский полуостров, которому новая владычица его возвратила старинное название Тавриды.
На пути следования «Высочайшего поезда» в Крыму были воздвигнуты «Екатерининские мили».
Государыня-победительница имела приятную возможность торжественно вступить в Тавриду и занять престол татарских ханов, предки которых не раз заставляли русских князей являться с поклонами к высокомерным предводителям Золотой Орды. 19 мая мы проехали через знаменитую Перекопскую линию, которая, несмотря на выгодное положение и глубину рвов, никогда не могла остановить неприятелей и теперь осталась только как предмет любопытства. Мы осмотрели также и защищающую ее крепость Ор. При выезде нашем мы увидели довольно значительный отряд татарских всадников, богато одетых и вооруженных; они выехали навстречу государыне, чтобы сопровождать ее на пути.
Монархиня, с мыслями всегда возвышенными и смелыми, пожелала, чтобы во время пребывания в Крыму ее охраняли татары, презиравшие женский пол, враги христиан и недавно лишь покоренные ее власти. Этот неожиданный опыт доверчивости удался, как всякий отважный подвиг.
«Согласитесь, любезный Сегюр, - сказал мне смеясь де Линь, - что двенадцать тысяч татар, которыми мы окружены, могли бы наделать тревоги на всю Европу, если бы вздумали вдруг потащить нас к берегу, посадить на суда августейшую государыню и могущественного римского императора (Иосиф II был избран императором Священной Римской империи - Ред.) и увезти их в Константинополь, к великому удовольствию его величества Абдул-Хамида, владыки и повелителя правоверных! И эта шутка не была бы вовсе преступлением с их стороны: они вправе захватить двух монархов, которые овладели их стороною, свергли их хана и уничтожили их независимость». К счастью, эти мысли не пришли на ум великодушным сынам Магомета.
Мы очень спокойно ехали под их защитою и остановились переночевать в урочище Айбар, где для нас расположен был стан, а для императрицы выстроен довольно красивый домик. Меня и Фиц-Герберта поместили в одну из татарских палаток. Русским казалось странным видеть французского и английского послов в приязненных отношениях, несмотря на противоположность их политических действий. Если бы кто вздумал отозваться дурно об одном, другой бы, конечно, вступился за него.
Императрицу забавляла эта необыкновенная дружба, и, без сомнения, она ради шутки заставила нас спать в одной палатке и писать на одном столе депеши, разумеется, совершенно разногласные.
20 мая переехали мы через Салгир и, оставив за собою степи, вступили в гористую местность. Здесь к удовольствию нашему мы снова увидели тенистую зелень, живописные поля, красивые домики, поселян деятельных и трудолюбивых; во всем наконец мы замечали присутствие движения и жизни, которых и следа не было в пустынной безлюдной степи. Вечером мы прибыли в Бахчисарай, и весь двор поместился во дворце прежних ханов. Бахчисарай расположен в узкой долине, или, лучше сказать, в ущелье реки Чуркусу. Дурно выстроенные дома размещены полукружием на покатостях окрестных гор, которые висят над ними и ежеминутно, кажется, грозят завалить их своими огромными скалами. Это странное местоположение представляет крайне любопытное зрелище для путешественника.
Въезд в город не был безопасен, и едва не испытала этого сама императрица в то время, как, завидев бахчисарайские минареты, она уже приближалась к цели своей и заранее наслаждалась удовольствием воссесть на мусульманский престол, завоеванный ее оружием. В Бахчисарай въезжают или, лучше сказать, спускаются по чрезвычайно крутому спуску между скал. Карета государыни была грузна; ретивые лошади, почувствовав бремя непривычной для них тяжести, понесли и помчались по скалам с такою быстротою, что мы ежеминутно ожидали, что карета свернется набок и разобьется вдребезги. Напрасно татары силились удержать лошадей; на лице Екатерины, как я слышал от императора, не видно было ни малейшего следа страха. Наконец лошади, счастливо проехав по камням, при въезде на одну улицу остановились разом, так что некоторые из них упали. При этом карета наехала на них и опрокинулась бы, если б татары ее не поддержали.
Несмотря на то, что Бахчисарай опустел после войны, в нем было до 9000 жителей, большею частью все мусульмане. Новое правительство не препятствовало им торговать и отправлять свое богослужение; они ненарушимо сохранили свои прежние обычаи, так что мы как будто находились в каком-нибудь турецком или персидском городе, с тою только разницей, что мы могли свободно осматривать его, не подвергаясь притеснениям, каким христиане подвергаются на востоке. <...>
Нам сказали, что ханский дворец, в котором мы поместились, был построен по образцу константинопольского сераля, только в меньшем размере. Он на берегу реки, вдоль которой татары устроили набережную. К дворцу подъезжают через небольшой каменный мостик и широкий двор. На левой стороне - мечеть, подалее - конюшни, направо - сам дворец, одноэтажный и состоящий из нескольких зданий различной величины; он окружен садом, разделенным на четыре части. Близ мечети - кладбище, где хоронили ханов, вельмож и духовенство; оно весьма живописно, как и повсюду на Востоке, разнообразием гробниц и красотою дерев, их осеняющих.
Их императорские величества заняли бывшие ханские покои. Фиц-Герберт, Кобенцель, де Линь и я поместились в комнатах сераля; к ним примыкал красивый сад, окруженный высокою стеною. Единственной мебелью в этих комнатах были широкие диваны вдоль всей стены. Середину комнаты занимало вместилище для воды из белого мрамора с фонтаном, беспрерывно струившим поток чистой, свежей воды. Комната была полуосвещена, стекла в окнах были расписаны; когда мы отворяли окно, то и тогда лучи солнца едва проникали через густые ветви розовых, лавровых, жасминных, гранатовых и померанцевых деревьев, закрывавших окна своею зеленью и заменявших нам занавеси.
Я помню, что раз лежал я на моем диване, расслабленный чрезвычайным жаром и наслаждаясь журчанием фонтана, прохладою тени и запахом цветов. <...> Вдруг вижу перед собою маленького старичка в длинной одежде, с белою бородою и с красной шапочкою на лысой голове. <...> Так как этот человек знал немного язык франков, то есть болтал по-итальянски, то я узнал от него, что он был садовником хана. <...> Я взял его себе вожатым, и он провел меня по всем извилистым переходам восточного дворца, расположение которого трудно было бы описать. Покоренные магометане не смели ни в чем нам отказывать, и мы вошли в мечеть в молитвенное время. Нам представилось грустное зрелище: 30 или 40 восторженных дервишей, называемых по-арабски вертящимися, быстро кружились, как спущенные волчки, крича изо всей мочи «аллах-гу» и притом с таким исступлением, что наконец падали ниц, обессиленные и едва дышащие...
Недалеко от города, на горе, находится поселение евреев-караимов; они принадлежат к числу древнейших обитателей Крымского полуострова. Они одни из числа евреев придерживаются закона Моисеева, не признавая притом Талмуда. Пять верст подалее есть еще гора, одиноко стоящая и высокая, называется Тиап-Каирмен19. В ее каменистом грунте в три ряда вырыты пещеры. В окрестностях Бахчисарая множество прекрасных дач, принадлежавших некогда татарским князьям и их женам.
Императрица провела в Бахчисарае только пять дней. Удовольствие выражалось во всех чертах лица ее: она наслаждалась гордостью государыни, женщины и христианки при мысли, что заняла трон ханов, которые некогда были владыками России и еще незадолго до своей гибели вторгались в русские области, препятствовали торговле, опустошали вновь завоеванные земли и мешали утверждению русской власти в этих краях. Мы наслаждались почти наравне с нею новостью нашего положения, которое позволяло нам беспрепятственно и обстоятельно осмотреть внутренность знаменитых гаремов, в других местах недоступных христианскому глазу.
На первых порах после завоевания этого края множество татар стало выселяться. Но кротость и терпимость Екатерининского правительства скоро умерили негодование гордых мусульман и внушили им доверие. 50000 из них не только решились остаться на месте, но многие из выселившихся просили позволения возвратиться; однако просьбы их удовлетворяли неохотно, ибо по опыту известно было, что они не будут деятельными земледельцами. Расставшись с Бахчисараем, мы ехали по роскошным долинам через реку Кабарту; берега ее так живописны, что все прилежащие селения походят на сады. К обеду мы прибыли в Инкерман, называвшийся у греков Феодорой, а у татар - Ахтиаром. Здесь высокие горы полукружием огибают широкий и глубокий залив, где некогда стояли древние города Херсонес и Евпатория. Эту знаменитую пристань полуострова Херсонеса Таврического, позже называвшегося Гераклейским, императрица назвала Севастополем. Вид берегов Тавриды, посвященных Геркулесу и Диане, напомнил нам мифические времена греков и уже более историческую эпоху боспорских царей и Митридата.
Между тем как их величества сидели за столом, при звуках прекрасной музыки внезапно отворились двери большого балкона, и взорам нашим представилось величественное зрелище: между двумя рядами татарских всадников мы увидели залив верст на двенадцать вдаль и на четыре - в ширину; посреди этого залива в виду царской столовой выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года. Государыню приветствовали залпом из пушек, и грохот их, казалось, возвещал Понту Эвксинскому о присутствии его владычицы и о том, что не более как через тридцать часов флаги ее кораблей могут развеваться в виду Константинополя, а знамена ее армий - водрузиться на стенах его. Мы спустились в залив.
Екатерина обозревала корабли свои и дивилась глубине и ширине залива, вырытого природою будто с намерением устроить здесь прекраснейшую пристань в мире. Проехав залив, мы пристали к подножию горы, на которой полукружием возвышался Севастополь, построенный Екатериною. Несколько зданий для складов товаров, адмиралтейство, городские укрепления, 400 домов, толпы рабочих, сильный гарнизон, госпиталь, верфи, пристани торговые и карантинные - все придавало Севастополю вид довольно значительного города. Нам казалось непостижимым, каким образом в 2000 верстах от столицы, в недавно приобретенном крае Потемкин нашел возможным воздвигнуть такие здания, соорудить город, создать флот, утвердить порт и поселить столько жителей: это действительно был подвиг необыкновенной деятельности.
Три корабля, спущенные при нас в Херсоне, и другие из Таганрога должны были прибыть сюда вскоре. Но между тем в заливе уже стояла эскадра из 25 военных кораблей, совершенно вооруженных, снабженных всем нужным и готовых по первому мановению Екатерины тотчас же стать под паруса.
Вход в залив спокоен, безопасен, защищен от ветров и достаточно узок, так что с береговых батарей можно открыть прекрасный огонь, и даже ядра могут долетать с одной стороны на другую. <...> Императрице хотелось узнать мое мнение о новых преобразованиях во флоте. «Ваше величество, - сказал я, - загладили тяжкое воспоминание о Прутском мире. Запорожских разбойников вы превратили в полезных подданных и подчинили татар, прежних поработителей России. Наконец, основанием Севастополя вы довершили на юге то, что Петр начал на севере. Вам остается один только славный подвиг - одержать победу над природою, населить и оживить все эти завоеванные земли и обширные степи, через которые мы недавно проезжали». <...> Мы с Нассау-Зигеном проехали вдоль по южному берегу и видели порт Символон. Здесь, как и во всех почти пристанях Херсонеса Гераклейского, встречаются часто пещеры с комнатками, часовнями , кельями и надгробными камнями с греческими надписями. Грустно смотреть на эти скалы, эти крутые горы, глубокие пещеры и страшные ущелья. Это места, поистине достойные служить жилищами таврам и их доброму царю Тоанту.
Полные мрачных впечатлений, мы не могли рассеяться видом Балаклавы, прежнего Символона. Это торговый город, почти исключительно населенный греками, армянами и евреями, сохранившими полную свободу богослужений и обычаев под русским так же, как и под татарским владычеством. Как во всех старинных греческих или восточных городах, здесь улицы узки, дома низки и мостовые из разноцветных камней. Деятельные промышленные жители здешние, чтобы украсить это скучное место, стараются разводить сады на склонах гор, их окружающих.
Присоединясь снова ко двору, мы вместе отправились из Севастополя обратно в Бахчисарай. <...> Естественно, что когда мы жили в серале ханском, наружность, самый воздух этих сладострастных покоев возбуждал наше воображение. Любопытство де Линя, который был моложавее в пятьдесят лет, нежели я в тридцать, вовлекло меня в шалость, к счастью, не имевшую тех последствий, каких можно было ожидать; однако мы получили строгий и заслуженный урок. Мусульманину нельзя сделать злейшей обиды, как знакомством с его женою. В этом отношении всякое сообщение, даже взглядами, запрещено всем, кроме мужа. (Далее следует рассказ о попытке «знакомства» де Линя и Сегюра с тремя мусульманками. - Ред.) <...> Наши три мусульманки вскочили и с криками побежали. Мы было за ними, чтобы их успокоить, как вдруг видим татар, бегущих с гор, тоже с криками, бросающих в нас каменьями и грозящих кинжалами. Так как мы не приготовились к битве, то, не дожидаясь их приближения, пустились бежать и укрылись от преследователей в чаще леса.
До тех пор дело было еще не важно по ложному правилу, что скрытый грех вполовину прощен. Но мой неблагоразумный соучастник не удовольствовался этим. На другой день за столом мы заметили, что императрица грустна и молчалива; император был погружен в думы; Потемкин пасмурен и рассеян. Разговор как-то не клеился или совсем замолкал. Вдруг де Линь, естественный враг скуки, чтобы рассеять императрицу и развеселить собеседников, вздумал рассказать нашу шалость и вчерашнее происшествие. Как ни подталкивал я его, он смело продолжал свой рассказ. Слушатели уже начали было смеяться, чего он и ожидал, как вдруг Екатерина, взглянув на нас величаво и строго, сказала: «Господа, эта шутка весьма неуместна и может послужить дурным примером. Вы посреди народа, покоренного моим оружием; я хочу, чтобы уважали его законы, его веру, его обычаи и предрассудки. Если бы мне рассказали бы эту историю и не назвали бы действующих лиц, то я никак не подумала бы на вас, а стала бы подозревать моих пажей, и они были бы строго наказаны». <...>
Мы недолго пробыли в Бахчисарае и, покинув его скалы и ханский дворец с сералем, приехали к берегам Салгира, в город Ахмечеть, прозванный Екатериною Симферополем. Теперь это главный город полуострова; он лежит посреди равнины, окруженной пригорками, между которыми долины, полные свежей зеленью, красивыми садами, величественными остроконечными тополями. Богатые татары, населяющие эти долины, выбирают красивые деревья с широко раскинувшимися ветвями и посреди этой древесной чащи строят красивые беседки.
Яркие пестрые цвета этих воздушных висячих павильонов придают им необыкновенно привлекательный вид для взора путешественника. <...> В этом городе, как и во всех других, где мы останавливались в продолжении нашего пути, для императрицы был приготовлен покойный, красивый и просторный дом.
В Симферополе мы пробыли только один день (26 мая). Оттуда мы направились в Карасу-Базар, который у греков назывался Маврон-Кастрон. Этот город в широкой долине на берегу реки Карасу был один из значительнейших в Тавриде. Мы могли только любоваться прекрасным его местоположением: в нем не было замечательных зданий или древних развалин. Дома, как все татарские дома, неправильно построены, низки и лишены всякой соразмерности. До завоевания город этот так же, как и Симферополь, принадлежал калга-султану. Крымские горы, которые начинаются от берегов Салгира, не образуют стройной гряды до самого Карасу-Базара. Но от этого города они цепью идут с одной стороны к Бахчисараю, а с другой до Старого Крыма. Если природа в этих местах не представляла августейшим путешественникам предметов, достойных их любопытства, то неутомимая деятельность князя Потемкина дополнила этот недостаток.
Кроме прекрасной широкой дороги, которую он пробил и выровнил трудами своих солдат, он с их же помощью развел на берегу Карасу обширный английский сад и посреди его выстроил изящнейший дворец. <...> Когда вечером Екатерина вышла из дворца, чтобы насладиться прохладною тенью, свежестью воды и запахом цветов, между тем как солнце скрывалось за темными долинами, все пригорки на десять верст кругом вспыхнули тремя рядами разноцветных огней. Посреди этого горящего круга возвышалась конусообразная гора, на которой яркими чертами блистал вензель императрицы. Из вершины горы вспыхнул прекрасный феерверк, завершенный взрывом трехсот тысяч ракет. На следующий день после этого праздника, пышность которого, кажется, расшевелила гордых и равнодушных мусульман, Екатерина, сделав смотр огромного корпуса войск, уехала в сопровождении обычных своих татарских телохранителей через горы в направлении к Судаку. На пути мы проехали через греческое поселение Топли и татарскую деревню Елбузи.
Судак довольно изрядная пристань для судов. Город в 55 верстах от Карасу-Базара выстроен на высокой и одинокой скале близ моря. Скала с трех сторон окружена горами и весьма глубокими пропастями; вид этот понравился мне своим разнообразием и величавостью.
Судакский виноград почитается лучшим в Крыму; он разросся по долине почти на 12 верст. Плодовитые лозы растут вместе со множеством фруктовых деревьев и таким образом составляют естественный сад, который приятно поражает взор, особенно противоположностью своей с окрестными высокими горами, шумящими водопадами и мрачными рощами. Мы продолжали путь по берегу Тавриды и прибыли в Старый Крым, в 20-ти верстах от Судака и стольких же от Феодосии. Старый Крым, известный с VI века, в XIII [веке] стал значительным городом по торговле. Торговля эта упала с нашествием татар; однако же некоторые из их ханов имели здесь свое местопребывание. Греки называли его Каркой, а татары - Эски-Крымом, то есть старой крепостью. Императрица дала ему наименование Левкополя. Мы проехали по обширной долине, окруженной горами, привлекающими внимание разнообразием своих уступов и извилин. Между ними есть высокая гора, с которой видно Черное и Азовское моря и Сиваш. Мы останавливались недолго и в несколько часов достигли стен или, лучше сказать, развалин несчастной и знаменитой Феодосии. Она носила это благозвучное имя во времена своего величия.
Татары, пораженные ее великолепием, назвали ее Керим-Стамбули, то есть Крымским Константинополем. Со времени ее разрушения ее звали Каффою. Екатерина возвратила ей древнее название, но, вероятно, без намерения возвратить ей прежнее величие. Когда Екатерина сделалась владетельницею Крыма, сохранились только остатки этого знаменитого города. Мы нашли в нем едва 2000 жителей, бродящих среди развалин храмов, дворцов, пышных зданий; здесь царствовало безмолвие разрушения. При взгляде на эту мрачную картину, столь противоположную с волшебными созданиями, доселе поражавшими взоры императрицы, она не могла удержать порывы грусти. Казалось, сама судьба хотела в конце этой торжественной поездки умерить восторг ее грустным видом этих красноречивых свидетелей человеческой превратности и разрушения, которому должны подвергнуться цветущие города и которого не избегнут величайшие государства.
Чтобы рассеять впечатление, произведенное этими развалинами и этою пустынею, мы проехали по Керченскому полуострову. Императрица прежде намеревалась обогнуть его по берегу в направлении к северу, чтобы увидеть Арабат, Мариуполь, Таганрог, Черкасск, главный город донских казаков, и наконец Азов. Но осеннее время, вредный береговой климат и важность дел, призывавших ее в столицу, заставили ее переменить это намерение. Итак, Феодосия была пределом нашего огромного путешествия.
Луи-Филипп де Сегюр. Публикация, предисловие и примечания Дмитрия Алексеевича Лосева.
230 лет назад, 15 января (2 января по старому стилю) 1787 года императрица Екатерина II Великая начала путешествие в Крым. Кто был инициатором этой поездки и ради чего она затевалась.
К 1787 году императрица Екатерина II Великая правила Российской империей 25 лет. Но причины масштабной и оформленной со всей возможной помпой поездки были совсем не в этом.
Лишь пятью годами ранее, после очередного поражения Турции в войне с Россией был принят манифест, закрепивший присоединение Крыма к России. Произошло это 8 февраля 1783 года. Екатерина своим визитом хотела подчеркнуть не только могущество империи, но и то, что Россия пришла в Крым навсегда.
«На западе должны были узнать, — писал Александр Брикнер, профессор русской истории в Дерптском университете, в книге «Путешествие императрицы Екатерины II в Крым», — какими источниками богатства и могущества располагает Россия. Путешествие это из контроля над действиями Потемкина должно было превратиться в торжество его, Екатерины и вообще России в глазах Европы, в демонстрацию перед Оттоманскою Портой и ее союзниками; оно должно внушить страх недоброжелателям России, намеревавшимся лишить Россию вновь приобретенных земель».
Второй целью императрицы была инспекция по землям, отданным в управление Светлейшего князя Григория Потемкина. Контроль над строительством новых городов и переустройством старых, а особенно над устройством военных портов.
Григорий Потёмкин-Таврический
И, наконец, Екатерина II желала понять настроения населения, которое во время поездки могло бы не только воочию увидеть государыню, но и подать ей любого рода жалобы. Особенно важно Екатерине было заручиться поддержкой татар: население полуострова, которое еще вчера находилось под турецким вассалитетом, было изнурено многочисленными войнами и ханским игом.
Детальный план путешествия граф Потемкин составил еще за три года до поездки: 13 октября 1784 года он отправил ордер о строительстве в городах прибытия царицы дворцов, приложив для этого рисунки, о квартирах для свиты, о приготовлении на станции лошадей.
Деньги из государственной казны, выделенные на подготовку к путешествию, на самом деле были использованы на развитие присоединенных территорий: на них строились дома и дворцы, разводились сады, устраивались ярмарки.
Если не были запланированы постройки дворцов, строились галереи и готовились «приличные напитки и прибор». На пути следования императрицы через каждые 10 верст ставилась «Екатерининская миля» — колонна в память о путешествиях. Семь «миль» сохранилось и сейчас. В каждом городе для путешествующих устраивались иллюминация, а иногда и фейерверки.
Организация путешествия
К поездке был приготовлен «высочайший поезд». В него входило 14 карет, 124 саней с кибитками, 40 запасных саней.
Для самой императрицы приготовили карету со всеми удобствами, которую везли 30 лошадей. В ней была гостиная на восемь человек, малая библиотека, кабинет, карточный стол и все удобства. У Екатерины были еще 6-местная и 4-местная кареты и даже «почивальный возок».
На каждой станции, а всего их было 76, было готово более чем по полтысячи сменных лошадей. Ехали неспешно: с 9 утра до 7 вечера, с трехчасовым перерывом на обед. Останавливаясь, Екатерина принимала местных чиновников, просителей и посещала балы.
Из высокопоставленных сопровождающих с императрицей путешествовали граф А. Безбородко, граф А. Дмитриев-Мамонов, граф де Сегюр, Фиц-Герберт, принц де Линь, австрийский император Иосиф II — инкогнито, под именем графа Фалькенштейна.
Представитель Франции Луи-Филипп де Сегюр в своих воспоминаниях писал: «Мне суждено было видеть, как на пути принесут ей дань лести и похвал толпы иностранцев, привлеченных блеском власти и богатства. …Будучи вместе придворным и дипломатом, я должен был, снискивая благорасположение Екатерины, в то же время деятельно следить за предприятиями и действиями честолюбивой государыни, которая тогда, покрывая многочисленными войсками берега Днепра и Черного моря, казалось, грозила вместе с Иосифом II разрушить Турецкую империю».
Луи-Филипп де Сегюр
Распорядок дня императрицы, как пишет де Сегюр, в путешествии не изменился. Она вставала в 6 часов, принимала чиновников, завтракала и принимала дипломатов. В 9 утра «поезд» отправлялся.
«Везде она находила дворец или красивый дом, приготовленный для нее. Мы ежедневно обедали с нею. После нескольких минут, посвященных туалету, императрица выходила в залу, разговаривала, играла с нами; в девять часов уходила к себе и занималась до одиннадцати. В городах нам отводили покойные квартиры в домах зажиточных людей. В деревнях мне приходилось спать в избах, где иногда от нестерпимой жары нельзя было уснуть».
По прибытии в Перекоп — границу с Крымом — императорский кортеж встретил многочисленный вооруженный отряд богато одетых татарских всадников, которые приехали для сопровождения Екатерины на протяжении всего пути по Крыму.
Это было рискованное желание самой царицы. Де Сегюр комментирует это так: «Монархиня, с мыслями всегда возвышенными и смелыми, пожелала, чтобы во время пребывания в Крыму ее охраняли татары, презиравшие женский пол, враги христиан и недавно лишь покоренные ее власти. Этот неожиданный опыт доверчивости удался, как всякий отважный подвиг».
Екатерину это не могло не радовать. «Удовольствие выражалось во всех чертах лица ее: она наслаждалась гордостью государыни, женщины и христианки при мысли, что заняла трон ханов, которые некогда были владыками России и еще незадолго до своей гибели вторгались в русские области, препятствовали торговле, опустошали вновь завоеванные земли и мешали утверждению русской власти в этих краях. Мы наслаждались почти наравне с нею».
Триумф Потемкина
Перед Крымом Екатерина проехала земли Причерноморья. Часть их была вверена графу Румянцеву, и результатами его работы царица осталась недовольна. Впереди был Крым.
В Крыму императрица посетила несколько городов, и вот они-то, благодаря стараниям графа Григория Потемкина, ее поразили. Например, Севастополь, который до преобразований полуострова был поселком Ахтиар. Силами графа поселок превратился не только в город, но и в военную базу, куда был доставлен мощный флот.
Фейерверк в честь Екатерины II в 1787 году
Вот как описывает представление Севастополя императрице де Сегюр: «Их величества сидели за столом, при звуках прекрасной музыки внезапно отворились двери большого балкона, и взорам нашим представилось величественное зрелище: между двумя рядами татарских всадников мы увидели залив верст на двенадцать вдаль и на четыре — в ширину; посреди этого залива в виду царской столовой выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года.
Государыню приветствовали залпом из пушек, и грохот их, казалось, возвещал Понту Эвксинскому о присутствии его владычицы и о том, что не более как через тридцать часов флаги ее кораблей могут развеваться в виду Константинополя, а знамена ее армий — водрузиться на стенах его».
Но и Екатерина, и австрийский император Иосиф II были людьми высокого интеллекта, не подверженными иллюзиям и не падкими на эффекты, поэтому от их внимания не ускользнул истинный масштаб и значение работы, проделанной Потемкиным не только в Севастополе, но и в остальных городах Крыма.
Значительным пунктом в путешествии был и Симферополь, переименованный из Ак-Мечети. Он стал столицей Крыма вместо Бахчисарая. В этом городе для императрицы был построен большой, красивый и тихий дом, в котором она приняла местных градоначальника и военных.
В Бахчисарае же царицу ждало запустение. Расположенная там резиденция последнего крымского хана Шаги-Герая была разорена, из дворца хан вывез все ценное, и здание нуждалось в реставрации, дома были покинуты, торговля не велась. К тому же тяжелый экипаж императрицы, спускаясь в город по крутому склону, на спуске к Бахчисараю едва не разбился. Его всеми силами удерживали татарские мурзы, благодаря чему крушения удалось избежать.
Аллегория Ж.Ж.Авриля «Екатерина II путешествует в своем Государстве в 1787 г.»
Единственное, чем Потемкин все же поразил Екатерину в Бахчисарае, была иллюминация на окрестных скалах. Когда стемнело, они вдруг покрылись разноцветными огоньками, что произвело на присутствующих неизгладимое впечатление.
Итоги поездки
Это путешествие Екатерины II на юг своих огромных владений, пожалуй, наиболее значительное, хотя вояжи по стране предпринимали и ее предки, и потомки. Но поездки Петра I были многочисленными и деловыми, Николай I выезжал с инспекционными целями, Николай II — чаще всего на богомолье. И уж конечно, с подобной роскошью и помпезностью в Крым больше не приезжал ни один император. В целом императрица была удовлетворена поездкой и оставила о ней самое благоприятное впечатление.
В 1768 году началась русско-турецкая война. В районе Причерноморья действовали две армии: первая, основная, количеством 80 тыс. Человек под командованием князя А.Голицина и вторая, вспомогательная, (40 тыс. Человек), во главе которой стоял граф П. Румянцев.
В составе первой было 3 тыс. Казаков Переяславского, Прилуцкого и Киевского полков; во второй - 6 тыс. казаков Черниговского и Нежинского полков под руководством полковников Петра Милорадовича, Петра Разумовского и бунчукового товарища Александра Безбородко.
Первая армия должна была наступать на Хотин и взять крепость. Эта операция намечалась на апрель. Войско второй - на реку Буг и там прикрывать тыл и коммуникации Голицына.
В марте в Нежине Румянцев провел совещание с офицерами своего штаба и киевским генерал-губернатором Ф.Воейковим о планах
будущей кампании. А в апреле армия, сосредоточенная в Кременчуге, выступила на юг.
Разумовский Петр Иванович (7-1771) сделал военную карьеру, благодаря родственным связям с фаворитом императрицы Елизаветы. Воспитывался в Петербургском кадетском корпусе, после которого некоторое время находился на военной службе.
В 1751 г.. Именным указом императрицы получил звание полковника и был зачислен на службу при Алексее Разумовскому. В 1753 г.. По представлению гетмана Разумовского предназначен нежинским полковником. Через год женился на дочери Переяславского полковника Сулимы - Пелагеии.
Во время русско-турецкой войны 1768 года участвовал вместе с полком в походе по Бессарабии. В 1771 умер и был похоронен в Нежине в Крестовоздвиженской церкви (на Магерках).
Территория Оттоманской Порты с принадлежащим ей Крымским ханством охватывала все побережье Черного моря с запада и с севера. Крымский хан, выбрав своей резиденцией на время войны Каушаны за Днепром, имел сухопутное сообщение с Крымом дорогой, которая шла через все побережье до самого Перекопа. Румянцев считал, что именно на ней и надо нанести первый удар.
Собираясь на войну, граф взял к себе в помощники Александра Безбородко, которому симпатизировал и доверял. Назначив наказным полковником, Румянцев поручает ему Нежинский полк и поход за Днепр, создав тем самым впечатление, что именно здесь готовится наступление. Такой план имел целью помочь первой армии взять Хотин. При нанесении удара казаки руководствовались принципами внезапности, скорости и напора.
Позже А.Безбородко писал императору Павлу о своей службе так: "... командует сперва нежинскимъ полкомъ, а потом, Имея подъ начальствомъ Лубенский, Миргородский и компанейские полки, Находился въ походахъ на Буге и между Буга и Днестра".
Хотин был взят; командовать первой армией поручили Румянцеву, второй - графу Петру Панину. (Безбородко Румянцев забрал с собой, а управление Нежинским полком снова перешло к полковнику Петра Разумовского).
В составе второй армии Нежинский полк в 1770 году участвовал в походе по Бессарабии и получал турецкие крепости: Бендеры, Аккерман (Белгород-Татарский) и Татар-Бунару.
Уважаемый читатель, вспомни походы казаков против Буджакского орды - это именно та территория.
В это время первая армия освободила Бессарабию, Молдавию и часть Румынии.
В 1771 году вторая армия под командованием Василия Долгорукова двинулась в поход на Крым и в "оному году... весь Крымский полуостров, - писал Ригельман, - со всеми его городами повойований и взят под владение российское". После этого Долгорукий оставил в Тавриде только отдельные часовые полки, а с остальным войском пошел на Очаков и Кинбурн, откуда надо было выгнать врага.
В 1773-1774 гг. Первая армия успешно действовала в Болгарии, а корпус Суворова, перейдя Балканы, двигался в Константинополь. Турецкое правительство капитулировало.
В июле 1774 в городке Кючук-Кайнарджи было подписано мирное соглашение, по которому Россия получила выход в Черное море. К ней переходили Азов, Керчь, Еникале, Кинбурн. Она могла строить на Черном море свой флот. Российские торговые корабли получили право прохода через проливы. Крымское ханство становилось независимым под Турции. Порта выплачивала России 4 млн руб. контрибуции. Южная Украина и Россия отныне убезпечувалися от татарских набегов.
Отрыв крымского ханства от Турции не устраивал значительную часть крымской знати. В начале 1775 она привела к власти Девлет-Гирея, который в своей политике ориентировался на Турцию. Последняя поддерживала его: прекратила выплату контрибуции, возобновила назначения в Крыму судей и таможенных чиновников, а в 1776 г.. Потребовала вернуть ей Кинбурн.
В ответ Россия ввела свои войска в Крым и поддержала претендента на ханский престол - сторонника русской ориентации Шагин- Гирея.
В военной кампании 1776 участвовал и Нежинский полк под командованием полковника Андрея Жураховского. В "Нежинском летописи" есть упоминание об этом событии. «ЗО мая 1776 выступила полкъ Нежинский казачий на Пограничье из Нежина".
В 1777 г.. Шагин-Гирей был признан ханом, однако уже осенью против него подняли восстание. Воспользовавшись этим, турецкое правительство назначил в Крым нового хана - Селим-Гирея, который прибыл туда на турецком корабле. Шагин-Гирей нанес ему поражение, а султана войска, приплыли на судах, не решились высадиться, опасаясь российских войск Суворова.
Весной 1779 Россия и Турция подписали конвенцию, которая подтвердила Кючук-Кайнарджийского соглашение. А 8 апреля 1783 Екатерина II,
сославшись на нарушение Турцией условий мирного соглашения, подписала указ о включении Крыма в состав России.
Вскоре после этого пошел слух, что Екатерина II лично желает осмотреть присоединен конец. Действительно, она собиралась приехать на юг и даже назначила дату - апрель 1785 По ее указанию был составлен маршрут путешествия.
19 октября 1784 граф Румянцев-Задунайский сделал ряд распоряжений по дорог, мостов, гатей и перевозов; он приказывал "приложить особое старание, чтобы на станциях, где предназначены обеды и ночлега, выделенные были для сего лучшие обывательские дома, при которых должно быть в запасе по четыре кубические усаженные (1 куб. сажень - сентябрь 7122 куб. метра) сухих березовых дров и по три четверти (1 четверть - 9,5 пуда) угля... "в октябре 1784 Казенная палата распорядилась отпустить деньги на ремонт дорог, мостов, гатей и перевозов. В Чернигов был отпущен 455 руб. 88 коп., В марте - 359 руб. 35 коп., В Нежин - 6561 руб. 89 коп., В Прилуки - 350 руб. 40 коп.
Вскоре нежинский исправник писал, что "мосты и гати в уезде до самого Прилуцкого моста приведены в исправность", по дров и угля он отметил, что "все то будет заготовлено".
На главной улице Нежина, на которой начиналась процессия, стояли лавки купцов Подпружинникова и Свешников. Наместническое правления, "... в рассуждении прописанных от городничего резонов, дабы большая улица вдавленные не была, и через то в шествий ея императорского величества НЕ последовала бы остановка", решило снести эти лавки. Но поскольку купцы опирались и не хотели подчиняться распоряжению, то пришлось спрашивать разрешения на это у самого Румянцева. Скамейки снесли.
Осень и зима 1784 прошли в томительном ожидании и спешных приготовлениях. Они еще больше усилились с наступлением весны 1785 Но в апреле стало известно, что путешествие императрицы откладывается на
неопределенное время. Прошел год. О ее приезде ничего не было слышно. Наконец в марте 1786 Екатерина II в письме Румянцеву назвала дату прибытия - январе 1787-го.
Был составлен новый маршрут движения императрицы. По Черниговщине он проходил так:
| № | Название населенного пункта | Версты | Дата |
| 65 | Губернский город Чернигов | 16 Ночлег и обед | 21/22 января |
| 66 | Выбли | 15 | 23 |
| 67 | Куликовка | 15 | 23 |
| 68 | Дремайловка | 19 | 23 |
| 69 | город Нежин | 24 Ночлег и обед | 23/24 |
| 70 | Володькова Девица | 15 | 24 |
| 71 | Носовка | 15 | 24 |
| 72 | Ставицкая | 4 | 24 |
| 73 | Город Козелец | 1 мая Ночлег | 25 |
| 74 | Семиполки | 25 | 25 |
| 75 | Бровары | 25 | 25 |
| 76 | Губернский город Киев | 25 Обед, постель и пребывания до того, как тронется лед и наступит удобное время для судоходства |
Директору черниговской экономии Сахновский дали распоряжение "о доставке на станции по расписанию х, а именно: в марте, Чернигов, Выблы, Куликовка, Дремайловку, Нежин, Володькова девиц и Носовка... всех предназначенных диких зверей, птиц, а также живой рыбы, с наблюдением притом, чтоб в свое время ни в чем том и нигде не оказалось недостатка... (диких зверей и птиц - дроф, глухарей, куропаток, Рябчиков, тетеревов, уток, зайцев, коз и что только из дичи лучшего сыскать можно) ".
Зимой 1787 везде охотились на зверей и птицу (за неделю января Прилуцкие охотники убили и поймали 10 зайцев, 2 куропатки, 1 тетерев; нежинские - 1 козу, 15 зайцев, 8 тетерев, 7 куропаток). По приказу Сахновского дичь развезли по местам.
Предводитель губернского дворянства Л.К.Лобисевич собрал всех уездных предводителей, предложил собрать средства для встречи императрицы. Таким образом, на "специальный счет" поступило 5766 руб. 46 коп. Правда, глуховские и Сосницкий дворяне вообще ничего не сдали. Учитывая безденежных дворян, Лобисевич предложил им вместо денег внести продукты.
На каждой остановке обязывали заготовить "съестные припасы" на 186 руб. 95 коп.
По нынешним меркам она как бы небольшая, но цены на то время были другие и вес рубля также. На эти деньги купили трое хотел за 25 руб., Столько же телят за 3 руб. 50 коп., Десять баранов (7 руб.), 15 кур (1 руб. 50 коп.), 15 гусей (3 руб.), 15 уток (2 руб. 50 коп.), 15 индеек (3 руб. 75 коп.) дичи на 5 руб., голландского сыра на 2 руб., пуд сливочного масла по 3 руб. 20 коп., Два ведра сливок за 5 руб /, 500 штук яиц за 5 руб., Фунт чая (это 409 граммов) на 4 руб., Полпуда кофе на 6 руб. 50 коп., Два пуда (пуд - 16 кг) сахара на 22 руб., Три ведра белого вина (1 ведро - 12 л) за 12 руб, столько же красного и по такой же цене; два ведра французской водки за 14 руб., пять штофов сладкой (1 штоф - 1 л 200 мл) за 15 руб., пять штофов прочной за 3 руб., четыре дюжины английского пива за 24 руб., бочку селедки (1 бочка - 20 ведер - 245,6 литров) за 5 руб., прованского масла 1/2 дюжины за 3 руб.
На Полтавщине в 1722 году можно было купить быка за 10-11 золотых (злотых); корову с теленком за 3 копы; коня - за 41 золотой; жупан - за 10 золотых кафтан - за 3,5 золотых без копейки; шаровары - за 18 шагов; седло - за 3,5 золотых, виз - по копу (в начале XVIII в. на Левобережной Украине злотый (золотой) стоил в среднем 20 копеек, копа - 50 копеек, шаг - 2 копейки). По данным В.О.Ключевский, рыночные соотношения копейки в 1674 и копейки 1882 равнялось 1: 12,9, а рубль 1730 равнялся 10 рублям 1882
В 1878 на Черниговщине можно было купить: барана за 70 копеек; теленок - за 1 рубль; утку - за 16 коп., 1 кг коровьего масла - за 20 копеек; пуд (16 кг) ржи-за 9 коп., пуд пшеницы - по 14 коп.; пуд соли-45 коп.
В 1892 г.. На рынках Левобережной Украины пуд говядины стоил 3 рубля 20 коп. (20 коп. За 1 кг); пуд сала - 8 рублей (50 коп. за 1 кг); курица - ЗО коп.; пуд свежей рыбы (судака) - 5 рублей 70 коп.; пуд сахара - 5 рублей 20 коп.; 100 яиц - 1 рубль 60 копеек; 10 лимонов - 50 копеек; большая бочка соленых огурцов - 70 копеек, маленькая - 40 копеек.
В начале XVIII в. за 10 копеек можно было купить 3 фунта (примерно 1 кг 220 г) коровьего масла или мед, или полфунта (не более 200 гр) сахара. В начале XX в. на Нежинском рынке можно было приобрести 1 кг хлеба белого - за 4 копейки; 1 кг свинины - (1 сорт) за 20 коп.; 1 кг сала - по 50 коп.; утку - за 50 коп.; 1 кг ветчины-за 65 коп.; 1 кг осетрины - за 88 коп.
7 января 1787 императрица из Царского Села двинулась в путь. Впереди ехала карета шталмейстера, дальше запряженная 6 лошадьми, карета Екатерины II. В ней помещались кабинет, гостиная на 8 человек, стол для игры в карты, маленькая библиотека и все удобства. Рядом с каретой императрицы ехали унтершталмейстер и конюхи. Далее двигались запасные кареты, фаэтоны Екатерины II и карета-спальня. Она состояла из двух комнат - гардероба и собственно спальни. За ними ехали кареты сановных лиц, телеги, сани. Восемь упряжек занимали повара и кухня, три - кондитеры. Всего в кортеж входило 40 карет, 124 фаэтоны, повозки и сани. их везли 560 лошадей. На путешествие было выделено 4000000 руб., Не считая местных расходов.
Интересное описание поездки императрицы остался в "Записках о пребывании в России в царствование Екатерины II" французского посла графа Л.-Ф.Сегюра.
"В Нежин, пишет он, мы проехали 8 городов: Мстиславль, Черников, Новый город, Стародуб, Новгород-Северский, Сосницу, марте и Чернигов." Было 17 градусов мороза, дорога - отличная, - читаем дальше. - И мы ехали славно. Наши кареты на высоких полозьях будто летели. На небольшом расстоянии от дороги с обеих сторон горели большие костры из поваленных в кучу сосен, елей, берез, так что ехали среди огней, которые светили ярче, чем солнце. В городах и селах дорогу заполонювалы жители: они не обращали внимания на мороз. Громко приветствовали свою государыню. Бедные поселяне с покрытыми изморозью бородами, несмотря на холод, толпами окружали маленькие дворцы, которые, как в сказке, поднимались среди их домиков. Во дворцах кортеж императрицы садился за роскошный стол, не обращая внимания ни на строгую стужу, ни на бедность, окружающую их. Везде мы находили теплый покой, знатные вина, редкие плоды и изысканное угощение... ".
Путешествие Екатерины II была похожа на веселую прогулку с баллами, маскарадами, игрой в карты, роскошными приемами и обедами. Но не забывала императрица и о государственных делах. Она установила четкий распорядок, которого строго придерживались. В 9:00 выезжали со станции, в 2 - обедали; в 7:00 вечера останавливались на отдых. Вставала она всегда рано, в 6 часов, и вместе с А. Безбородко занималась государственными делами. После обеда в карете или местах отдыха принимала посетителей, играла в карты, вечером в 11:00 писала письма и читала.
Поездка Екатерины II немного отклонялась от ранее составленного плана. В Нежин императрица прибыла не 24, а 27 января. В "Нежинском летописи" это событие освещается так.
* +1787 Г. января 27 числа ноч часа 10 государыня Екатерина Но- зевна в Нежинъ изволила въехать и сьтреча била великолепная, купечество, мищане, греки и ихъ жены, а особо дворяне с Уездного пред- водителемъ подполковникомъ Андреемъ Яковлевичемъ Шаулой и к руке к государыня дворяне, духовенство и дворянские жены подходили, а 28 во 2-м времени с полдня виехала с Нежина в Киев ночлегъ имела в Козел это, а именно: 29 переехат соизволила в Киевъ ".
Нежин - город, теперь районный центр Черниговской области. Расположен на обоих берегах реки Остер (приток Десны). Впервые упоминается в Ипатьевской летописи под 1147 как Уненеж. В XII в. был крепостью Черниговского княжества. С середины XIV в. в составе Великого княжества Литовского. С 1500 по 1618 в составе России. С 1514 известен как Нежин. По Деулинским перемирием 1618 отошел к Речи Посполитой и стал центром Нежинского староства Киевского воеводства. Здесь на левом берегу Остра начали возводить замок на основе фортификационных укреплений времен Киевской Руси, в котором располагался польский гарнизон. 1625 город получил Магдебургское право. До 1648 г.. Нежин и вся Нежинщины принадлежали польскому магнату князю М.Потоцкий. Жители Нежина участвовали в крестьянско-казацких восстаниях 30-х гг. XVII в. В июне 1648 городом завладели повстанцы. Оно стало центром Нежинского полка, а Нежинский замок - его цитаделью. В июле 1650 - Нежин один из центров восстания против польской шляхты, которая возвращалась после подписания Зборовского договора. Тогда многие жители Нежина перекинулось на Слобожанщине. Казаки Нежинского полка участвовали в освобождении Беларуси. 1663 в Нежине состоялась "Черная рада".
За время Национально освободительной революции Нежинский полк был самым большим на Украине.
В это время нежинские полковники были деятелями всеукраинского масштаба. Это: Прокоп Шумейко; братья Иван и Василий Золотаренко (родственники гетмана Б.Хмельницкого, первый сыграл ведущую роль в событиях 1652-1655 гг., второй - в 1659-1663 гг.); Григорий Гуляницкий один из лидеров старшинского антироссийской партии на Украине; Матвей Винтовка играл одну из руководящих ролей в событиях связанных с гетманом И. Брюховецкого.
С Нежинщины связана деятельность одного из главных представителей политической элиты того времени на Украине - резидента российской политической разведки, епископа Мстиславского и Оршанского, наместника Киевской митрополии Мефодия (Максима Филимоновича) в это же время начинает свою деятельность на Нежинщины и его преемник на ниве разведки протопоп Симеон Адамович. Большое влияние, еще недостаточно изучен, на события того времени оказав представитель нежинской старшины Роман Ракушка-Романовский (автор летописи Самовидця).
Нежинские греки единственные на Украине имели право самоуправления и собственный магистрат (права греков были подтверждены как гетманами Украины, так и русскими царями и императорами).
Уважаемый читатель, о подробностях пребывания Екатерины II в Нежине мы узнаем из архивных документов, дневников, воспоминаний современников и писем самой императрицы. Картина получается такая.
27 января 1787 в 7:00 20 мин. вечера Екатерина II прибыла в Нежин. При въезде в город (район улицы Космонавтов) были поставлены две пирамиды, освещенные огнем и фейерверком. У них императрицу встречали городничий, служащие уездного суда, члены городского магистрата, купечество, мещане и представители ремесленников. Затем кортеж двинулся по улице Черниговской в район, где сейчас расположен мемориальный знак нежинцы, погибших в годы Великой Отечественной войны. Здесь построили на деньги греческого общества триумфальные ворота, которые украсили иллюминацией. На этом месте хлебом-солью встречали царицу все нежинские греки с женами и детьми.
Ночлег для Екатерины II приготовили в доме графа О.А.Безбородька, который, опередив императорский поезд, вместе с нежинским дворянством встретил царицу у подъезда дома. Всю ночь в городе горела иллюминация и освещались все дома.
На следующий день с 12:00 начался прием. Прежде всего ей были представлены настоятель Нежинского Благовещенского монастыря архимандрит Дорофей, за ним архимандрит (он в то время был в Нежине) иерусалимского монастыря Гроба Господня Варфоломей и городское духовенство.
Архимандрит Дорофей выступил с речью "предъявляющую радость, посещение ее Величества во всех произведенную" и преподнес императрице хлеб-соль и икону "Воскресение Христово".
Екатерине II очень понравилась речь. В книге "Памятные записки А.В.Храповицкого, статсъ-секретаря императрицы Екатерины второй" (М., 1862) есть такие слова: "29 генваря въ Козельце Похваленный речь, хорошо говоренная въ Нежине Архимандритомъ Дорофеемъ, онъ хорошо выражалъ слова, къ кресту относящыяся: ему пожалований 500 руб:, а прчимъ Архимандритамъ давали по 300 руб. ".
500 рублей получил и архимандрит Варфоломей. Императрица пожертвовала деньги и монастырям: Благовещенском (мужском) 200, Введенском (женском) 150 руб.
После духовенства, камер-фрейлина Анна Степановна Протасова представила нежинских дам и жен купцов, а генерал-губернатор граф П. Румянцев всех местных чиновников - дворян и знатных купцов.
Затем перед глазами царицы появились члены нежинского греческого общества. Старшина греческих купцов Павел элеатов (Элиот, Елкард - в разных источниках это имя пишется по-разному) поздравил Екатерину II речью на греческом языке (по этому поводу императрица писала Великому князю Константину Павловичу, который изучал греческий язык: "... въ Нежине я слушала греческую речь, я не поняла ни одного слова, потому что васъ не было со мной »).
В Нежине императрица посетила местные торговые лавки - ей очень хотелось купить игрушки для своих внучек, но ничего приличного и интересного не нашла.
Греческие купцы, воспользовавшись моментом, предложили ей шелковую и парчовый ткани, привезенные с Востока. Екатерина II купила два куска парчи. "Голубую съ серебромъ, - писала она Великой княгини Марии Федоровне, - назначает вамъ, сударыня, и внучкам моимъ. Надеюсь, что ее достанет на васъ. Фиолетовую же съ золотомъ Великому князю (Павлу Петровичу. - Авт.) И внукам моимъ и такимъ образом къ Пасхе все семь будут съ обновками, купленнымы в Нежине ". (Парча она купила в грека Аведулиева за тысячу восемьдесят семь рублей.)
После обеда, на который был приглашен и архимандрит Дорофей, кортеж в 13.30 отправился в путь на Козелец.
Здесь, в Нежине, во время визита Екатерины II в доме графа Безбородко началась интрига, которая могла привести к соответствующим изменениям в нашей истории, потому что целью ставилось изменить фаворита и повлиять через него на императрицу.
Фаворитизм - порядки, которые оговариваются влиянием любимцев, фаворитов.
Фаворит (favorite - благосклонный) - любимый высокопоставленного лица, получающий пользу и преимущества от его покровительства.
XVIII век был веком образованности, Французской революции и фаворитов. Мораль и ее нормы были гибкими, чем даже в конце XX века. Среди интриг и страстей к власти пробирались прежде всего отважные и пронырливые люди. Но появляются среди придворных и пригожие "мальчики", переходивших прямо "с караулку" в спальню императрицы и заставляли дрожать старых сановников. Последние в свою очередь начинали заискивать, ища расположения новоиспеченных лидеров, которые, не вставая с постели, правили государством. Они были разными: и талантливыми, и бездарными, и умными, и глупыми, болея за интересы государства и просто желающими нажиться. Время выбрало именно таких. (Фаворитизм очень интересная страница в истории,
только жаль, что пока мало изучена.) А теперь вернемся к нашим героям, участников нежинской интриги.
Немного предыстории. Александр Андреевич Безбородко начал свою карьеру в 1764 как секретарь в генерал-губернатора Малороссии графа Румянцева, отличаясь особыми способностями и еще больше амбициями. В период русско-турецкой войны в чине наказного полковника командовал Нежинским полком (но недолго), участвовал в сражениях при Ларге, Кагуле и за Дунаем.
В 1775 г.. Екатерина, заметив, что донесения из Украины складывались лучше, чем те, которые поступали из других мест, писала Румянцеву: "Прислал бы ты мне кого-нибудь из ваших секретарей". У Петра Александровича было их двое, о которых он говорил: "Петя Завадовский да Санька Безбородко. Один прямо Адонис, но придурковатый, а второй умный, но дорогая лягушка лучше от него". Граф послал обоих. Завадовский быстро продвинулся вперед и был фаворитом императрицы в 1775-1776 гг. Безбородко стоял в тени и только в 1778 г.. Его карьера стала двигаться вверх (получил пост статс-секретаря).
Включившись в дворцовые интриги, он ставит своей целью достичь наивысшей ступени чиновничьей лестницы. И надо отдать ему должное. Он достигает своего, правда, не при Екатерине II, а при Павле И, предоставив ему услугу (спрятал завещание императрицы), он становится сенатором, светлейший князь и канцлером. А сейчас вернемся в 80-е годы XVIII в. В это время Безбородко достиг определенных высот в политике и, как писал граф Луи-Филипп Сегюр, который прибыл в 1785 в Петербург, послом, "политическия тайны того времени оставались въ ведомый Екатерины, Потемкина и Безбородко" и добавляет, что Безбородко " скрыва- еть тонкой умъ подъ тяжелою наружностью ".
Во втором письме Сегюр пишет: "Безбородко, зная всю силу власти князя (Потемкина. - Авт.), Никогда НЕ возстанетъ противъ него...
онъ отлично знаетъ, что если князь попадетъ въ немилость, то онъ ни въ какомъ случае НЕ можетъ занятий его место; у него нетъ ни достаточной твердости, ни представительной наружности ".
(1747-1799) - выходец из казацкой старшины, брала начало из польского рода Ксенжинських. Демаян Ксенжинський во времена Б.Хмельницкого владел поместьем в Переяславском полку, участвовал в войне против Польши. В одном из боев ему отрубило подбородок, и с тех пор их стали называть "безбородыми".
С 1775 гг. - Секретарь Екатерины II, с 1784 гг. - Граф и фактический руководитель коллегии Иностранных дел. При нем Турция признала присоединение Крыма к России (Яська мирное соглашение 1791). С 1797 гг. - Сенатор, светлейший князь, канцлер при императоре Павле И. С именем О.А.Безбородька связано открытие в Нежине Гимназии высших наук.
Завадовский (1739-1812) - выходец из казацкой старшины, придворный и фаворит Екатерины II. Во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Был начальником тайной канцелярии графа Румянцева, отличился в боях при Ларге и Кагуле. Участвовал в редактировании Кючук- Кайнарджирськои соглашения 1774 Фаворит Екатерины II (1775-1776), кабинет- секретарь, граф (1776).
В начале царствования Александра II - председатель комиссии по составлению за- законов. Первый в России министр образования (1802-1810).
По свидетельству современников, Безбородко "некрасивый, нестройный, несообразительный, не обладал ни одной качеством, которая влияла на выбор императрицы". Да, он не подход на роль фаворита, но ничто человеческое не было чуждо для него. Кроме того, он был сыном своего времени. А у того времени была своя личная мораль, и императорский двор был ее законодателем.
Безбородко, крещен по православному обряду, имел властный гарем, которой пополнялся НЕ крепостными девушками, а исключительно иностранками и женщинами "полусвета" (певицами, танцовщицами, актрисами).
Полковник Гарновський, который, чтобы информировать князя Г.Потемкина, постоянно переписывался с руководителем его канцелярии В.Поповым, пишет: "сюда (в С.-Петербург) вернулся из Италии певец Капас-чине и привез с собой для Безбородко двух молодых итальянок. Они потерпели испытание, но я не знаю, будут ли они приняты в гарем ". Кстати, это не было чем-то необычным. Подобное происходило и с другими чиновниками. Да и сама императрица часто меняла своих партнеров.
Один из иностранных дипломатов доносит в депеше: «В делах России замечается нечто вроде межвластия, которое происходит в промежутках времени между смещением одного фаворита и господстве другого". Двор и сами министры отставляли свои дела до окончательного выбора очередного фаворита. Наконец он избран, и все идет своим чередом.
"Междувластие" привычно не было продолжительным. Все внимательно следили, на ком остановится взгляд Екатерины на балу или на приеме. На второй день узнавали, что никому не известно лицо "предназначена флигель-адъютантом". Все было ясно. Молодого человека призвали ко двору, она попадала в руки лейб-медика императрицы, потом графиня Брюс или госпожа Перекусихина отводила ее в специальных апартаментов. Временщик сразу получал богатство, власть и "золотую клетку".
Городская элита Украины тоже приняла эту мораль. Обычаи того времени нашли свое отражение в воспоминаниях иностранцев, путешествовали по Украине. Венесуэлец Франсиско де Миранда, который находился в Киеве в 1787 г.. Вместе с императрицей Екатериной II, пишет: "... мы с Киселевым отправились на Подол в поисках любовных приключений. Зашли в один дом, который слуга уже знал. Хозяйка, девушка лет восемнадцати, показалась мне совсем неплохой. Киселев атаковал служанку, а я пошел на штурм хозяйки, которая наконец согласилась за три дукаты, хотя сначала просила десять (Цена на такие услуги колебалась от 1 рубля, в специальном доме, до 25 рублей и больше. Военный комендант г.. Нежина в 1787 бригадир граф Капуана получал в год около 600 рублей. - Авт.) Приятель уехал, а мы с моей нимфой оставались в постели. Она была очень хорошая и я получил удовольствие... Позже я узнал, что моя нимфа - жена одного офицера и очень славная девушка ". Далее Миранда продолжает: "... Графиня Тарновска показала мне гравюру, на которой был изображен как жена, пока ии старик спит, в одной рубашке выбирается из кровати, чтобы бежать к любовнику... И подобное показывает дама!".
Другой Мандривныкив, швейцарский капитан Жозеф, который в это время тоже находился на Украине, пишет о мещанок: "... по моей просьбе svoschik привел хорошенькую девушку шестнадцати лет, за что я дал ему два рубля. Провел с ней ночь и утром она ушла очень довольна, получив от меня два дукаты "; "... слуга привел мне девушку-швею, которая показала себя в постели настоящую чертовой и в пилкости не уступала француженкам. За ночь я три раза убедился в этом. Утром она ушла, получив пять рублей"; "... в 10:00 отправился к одной девушке лет 15 и спал с ней".
За такую мораль быть фаворитом в XVIII в. не только не осуждалось, но и было достаточно привлекательным. А если место в спальне императрицы займет молодой человек, протеже А. Безбородко, то можно будет править, не имея красивого и мужественного внешнего вида. И Потемкин уже не был любовником Екатерины II, но продолжал оказывать влияние на ее и управлять государством как ему это удавалось? Очень просто. Он сам рекомендовал царицы молодых красивых офицеров. В августе 1786 ее фаворитом стал адъютант Потемкина 28-летний капитан гвардии Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов. Современники отмечали, что он был высоким, сильным, имел скулисте лица и немного раскосые глаза, был хорошо образованным, говорил на немецком, английском и французском языках, писал стихи и пьесы. Вот из-за таких Потемкин и проводил свою политику.
Потёмкин (1739-1791) - светлейший князь Таврический (1783), российский государственный и военный деятель, генерал-фельдмаршал (1784). Один из участников дворцового переворота в пользу Екатерины II, и фаворит и ближайший помощник. Некоторое время был генерал-губернатором Малороссии. Способствовал экономическому развитию юга Украины. 1772 записался в казаки Кущевского куреня Запорожской Сечи под именем Григория Нечоса. По его инициативе в 1788 г.. Из бывших запорожских казаков было создано Черноморское, или Кубанское, казачество.
С 1784 гг. - Президент Военной коллегии, командовал армией в русско турецкой войне 1787-1791 pp.
Безбородко действует осторожно, завоевывая доверие лиц среди окружения Екатерины II. А.Грибовський, статс-секретарь императрицы (автор записок о Екатерине II) писал, что "Безбородко имел въ комнатахъ государыни сильную партию, состоявшую изъ Марии Савишны Пере- кусихиной, ея племянницы Торсуковой, Марьи Степановны Алексеевой, камердинера Зотова и Некоторых другихъ, которыхъ дни рождения и именинъ въ эти дни безъ хорошихъ подарков НЕ оставлялъ ".
Во время путешествия императрицы на юг он предлагает ей в фавориты своего человека. Это делается в Нежине. Здесь Екатерина II ночевала в доме Безбородко, и, представив ей своих родственников (Григория Петровича Милорадовича и Михаила Павловича Миклашевсько- го), граф обращает на них особое внимание императрицы.
По этому поводу полковник Гарновський писал В.Попову, руководителю канцелярии князя Потемкина: «Александръ Матвеевич (Мамонов. - Лет,) почитался оставленнымъ за болезнью в Нежине и отъ двора навсегда удаленнымъ. Некоторые признавали къ престола при- ближеннымъ Милорадовича, а другие - Миклашевский. оглашених
ный въ газетах царския милости, въ бытность въ доме Миклашевский хъ (Безбородко. - Авт.) явленные, почитались достовернымъ знает комъ монаршаго къ сей фамилии благоволение ".
Миклашевский Михаил Павлович (1756-1847), выходец из старшинского казачьей семьи. Его прадед был полковником Стародубского полк ^ (1689-1706). Отличился во время подавления польского восстания Т.Кос- Тюшка. Действовал на территории Волынской губернии. С 1796 был ее губернатором, с 1797 - малороссийским. В 1799 г.. Император Павел I снял его с губернаторства. В начале XIX в. назначен сенатором. В 1812 г.. Подает в отставку и переезжает в Черниговскую область, где почти 30 лет занимается в своем имении сельским хозяйством.
Попытка будто удалась. Мамонов остается в Нежине, а Милорадович и Миклашевский сопровождают императрицу в поездке. Да и сам Безбородко пытается быть очень полезным. М.Григорович в своей книге "Канцлеръ князь Александръ Андреевичъ Безбородко въ связи съ событиямы его времени" пишет, что "большая часть указов, подписанных Екатериной течение полугодового путешествия, были написаны самим Безбородко". В подарок от императрицы он получает в Москве дом бывшего канцлера Бестужева-Рюмина. Но что-то не учел большой знаток закулисной игры - его протеже отправили домой, а Мамонова вернули и засыпали милостями. Он стал шефом Санкт-Петербургского полка. Его пожаловали в генерал-адъютанты. Подаренные императрицей бриллиантовые аксельбанты стоили 50 ООО руб. В 1788 г.. Он стал графом и получил орден Александра Невского, усеянный бриллиантами, стоимостью ЗО 000 руб. Мамонов не забыл, кому был обязан кратковременной немилостью. В письмах к Воронцову Безбородко жаловался на Мамонова, потому опала фаворита к нему чувственно отражалась на положении графа.
О неприязненные отношения Мамонова к Безбородко Григорьевич пишет: "Трудно найти источник, из которого вытекали такие отношения. Возможно, что милости, обнаруженные императрицей Екатериной II еще во время путешествия в Крым родные Безбородко, особенно Милорадовичу и Ми- клашевському, которые считались красавцами, встревожили подозрительность фаворита государыни. Несомненно то, что вскоре после возвращения двора из путешествия в Петербург, наступил ряд неприятных выходок Мамонова против Безбородко ".
Мамонов, видимо, очень вредил Безбородко, если Гарновський писал Попову: "говорятъ, что Александръ Матвеевичъ
(Мамонов. - Авт.) Довольно силенъ и спасенъ графу Александр Андреевич (Безбородко. - Авт.) И что последний много лишился бы доверенности, если бы теперь не былъ подкрепленъ его светлостию (Потемкиным. - Авт.) ".
Против Мамонова Безбородко действовал двумя способами: во-первых, пытался наладить отношения с фаворитом; во-вторых, не афишируя своего участия при первой же возможности вредил ему.
По этому поводу Гарновський пишет: "Александр Матвеевич (Мамонов. Авт.) Имеет к графу-докладчика (Безбородко. - Авт.) Врожденную антипатию и даже имя графа не терпит; напротив, граф усиленно пытается наладить отношения с его превосходительством. Граф-докладчик (Безбородко. - Авт.) хотя и не кажется опасным, однако в хитростях редко кому уступит, к тому же связан тесной дружбой с такими людьми, которые всегда были и всегда будут его светлости (Мамонову. - Авт.) вредными ".
Конфликт зашел так далеко, что касался даже мелких дел. Например, когда императрица решила передать на рассмотрение А. Безбородко дело о награждении одного из капралов Гвардейского Кавалергардского полка, в котором раньше служил О.Мамонов, фаворит решительно выступил против. Что происходило дальше, описывает в своих письмах Гарновський.
"Когда императрица сообщила о своем намерении Мамонову, тот возразил:" Я вам говорил уже сто раз и теперь подтверждаю, что я с непосредственно бородком не только никакого дела иметь, но и говорить не хочу. Нет ничего смешнее, как отдать ему дело, не подлежит его рассмотрения. Или не желательно вам, надеть на него шишак и надев его в Кавалергардский мундир сделать его командиром этого полка? Очень кстати! Однако же и в то время я ему кланяться не буду. Я знаю, кто я такой, а кто он такой. ... Я лучше уйду в отставку ".
Этот спор тогда закончилась мирно. Но когда императрица снова попыталась выставить вперед достоинства и заслуги Безбородко, то Мамонов возразил: "Хотел я наплевать на его достоинства, на него самого и на всю его злодийску стаю".
"Я стесняюсь описать все ругательства, - дополняет Гарновский, - сказанные на счет графа и его сторонников".
Отношения между лидером и Безбородко продолжали ухудшаться. Еще в одном письме Гарновського (апрель 1787) мы читаем: "Графъ - докладчикъ (Безбородко. - Авт.) Бываетъ весьма редко в государыни, и притомъ старается бывать только тогда, когда Мамоновъ НЕ бываетъ. Если же ему случится придти въ то время къ государыне, когда графъ докладываетъ, то графъ, тревожась присутствием Мамонова, всегда уходитъ ".
В июле 1789, когда звезда Мамонова закатилась и в роли фавори-, и его заменил Платон Зубов, ставленник князя Салтыкова (фельдмаршал, воспитатель великих князей Константина и Александра), Безбородко решает снова действовать. В Петербург был вызван Г.Милорадович с целью "пристроить его в рассадник будущих от государственных людей".
"В Милорадовичи, чрезвычайно красивом, молодом гвардейском офицеру, на которого уже раз государыня обратила внимание, Зубов - пишет Грирогович, - не мог не видеть себе соперника. Милорадовича поддерживал Безбородко, который теперь хотел укрепить свое положение не очень благовидным способом".
Милорадовичи - украинский дворянский род, происходящий из Герцеговины (Сербия). Во русско-турецкой войны 1711-1713 pp. братья Михаил, Гавриил и Александр Милорадовичи поступили на службу в армию, за что получили имения в Украине.
Самые известные из них: Михаил Ильич (7-1726) - полковник гадячский (1715- 1 726) Гавриил Ильич (7-1730) - полковник гадячский (1727-1729), отправлен в отставку гетманом Апостолом за злоупотребления; Петр Степанович (1723-1799) - последний черниговский полковник (1762-1781), при отставке - генерал-майор. Его сын - Григорий Петрович (1765-1828) - был черниговским судьей (1799) и таврийским губернатором (1802-1803).
Андрей Степанович (1726-1796), брат Петра, с 1782 гг. - Черниговский губернатор, руководил составлением так называемого "Румянцевского описания».
Михаил Андреевич (1771-1825) - граф. Генерал-лейтенант (1805), герой Отечественной войны 1812, командир авангарда Главной армии, участник походов в Западную Европу 1813-1814 pp .; с 1814 г.. - петербургский генерал-губернатор. Во время восстания декабристов (1825) был смертельно по- ранен П.Каховським.
Далее Григорьевич пишет: "Нельзя здесь не вспомнить рассказ о том, что Безбородко будто ходатайствовал об устранении Мамонова, о предоставлен случай своему племяннику, Григорию Петровичу Милорадовичу, еще в Нежине. Милорадович, как показывает его портрет был красавцем. Это обстоятельство вроде и послужила одной из главных причин ненависти Зубова к Безбородко ".
Милорадович по указанию Екатерины был отправлен домой. Безбородко отошел в тень и снова поднялся уже в царствование Павла I.
Таврический вояж (со 2 января 1787 по 11 июля 1787) — беспрецедентное по масштабам, числу участников, стоимости и времени в пути путешествие Екатерины II и её двора, длившееся в итоге более полугода. С ним связано возникновение легенды о потёмкинских деревнях.
Портрет императрицы Екатерины II в дорожном костюме
Михаил Шибанов
Задачи и подготовка
Чтобы быть в курсе состояния дел в провинциях, Екатерина II время от времени предпринимала путешествия по стране. Целью таврического путешествия была инспекция Новороссии, присоединённой к России в результате недавних войн с турками и переданной под управление Г. Потёмкина, а также встреча с австрийским императором Иосифом для обсуждения дальнейших планов совместных действий против Османской империи.
Атлас Российской империи. 1800 год. Лист 38. Новороссийская губерния из 12 уездов
Эрцгерцог Австрии,Император Священной Римской империи,Король Венгрии,Король Богемии,
Король Хорватии и Славонии,Король Галиции и Лодомерии
Предполагаемый маршрут: Луга — Великие Луки — Смоленск — Новгород-Северский — Чернигов — Киев — Екатеринослав — Херсон — Перекоп — Бахчисарай — Севастополь — Ак-Мечеть — Карасубазар — Судак — Старый Крым — Феодосия — Геничи — Мариуполь — Таганрог — Нахичевань-на-Дону — Черкасск — Азов — Бахмут — Белгород — Обоянь — Курск — Орел — Мценск — Тула — Серпухов — Москва — Клин — Торжок — Вышний Волочек — Новгород — Санкт-Петербург. Всего на 5657 верст, в том числе 446 по воде.
Екатерина Вторая.Путешествие в Крым в 1787 г.
Вид Балаклавы
Вид Керчи.
С гравюры Саблина.
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.Вид Феодосии.
С гравюры Химеля
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.
Вид Севастопольской бухты. С гравюры Куше.
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.
Вид Твери. С гравюры Саблина.
Впервые путешествие по новым южным землям обсуждалось еще в 1780 году. Подготовка к путешествию началась в 1784 году с укрепления Черноморского флота и армии, расположенных на юге России. Началось строительство городов и укреплений, появление которых повлияло на рост экономики вновь приобретенного края. Осенью 1786 года Потёмкиным было отдан приказ полкам русской армии разместиться в местах предположительного маршрута путешествия. Этим приказом Потёмкин преследовал 2 цели: близость войск на случай непредвиденных действий врагов России и для выполнения войсками части подготовительных работ. Например, около Киева была сосредоточена армия под командованием П. А. Румянцева (100 тыс. чел.).
Черноморский флот в Феодосии накануне Крымской войны. Полотно Ивана Айвазовского
Григорий Александрович Потёмкин-Таври́ческий
Пётр Александрович Румянцев
Маршрут
Наиболее известные описания вояжа на галерах по Днепру и далее по Крыму оставили сопровождавшие императрицу иностранцы — принц де Линь и граф Сегюр.
Шарль-Жозеф де Линь
Луи Филипп де Сегюр
Императорская свита составляла около трёх тысяч человек. Императорский поезд состоял из 14 карет, 124 саней с кибитками и 40 запасных саней. Екатерина II ехала в карете на 12 персон, запряженной 40 лошадьми, где её сопровождали придворные, прислуга, а также представители иностранных дипломатических миссий. Принять участие в инспекции южных провинций были приглашены иностранные министры: граф Кобенцель — посол немецко-римского императора, Фицгерберт — английского и граф Сегюр — французского двора.
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.
Дорожный возок императрицы.С гравюры Гоппе.
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.
Придворные дорожные экипажи.
Один из участников процессии вспоминал:
Путешествие представляло торжественное шествие. Во время ночи по обеим сторонам дороги горели смоленые бочки. Во всех губернских городах, где её величество останавливалась, были балы, и все улицы и дома иллюминированы.
— Евграф Комаровский
На границах наместничеств встречали государыню её наместники или генерал-губернаторы: у въезда в Новгородскую губернию встретил Н. П. Архаров, наместник новгородский и тверской; на границе Псковской губернии — наместник князь Н. В. Репнин, псковский и смоленский; на границе Белоруссии — П. Б. Пассек, наместник полоцкий и могилевский, а на границе Черниговской губернии — генерал-фельдмаршал граф Румянцев-Задунайский, генерал-губернатор и наместник всей Малороссии.
Николай Петрович Архаров
Николай Васильевич Репнин
Портрет П. А. Румянцева-Задунайского
Работы неизвестного художника конца XVIII века
В Киев приехало множество разных вельмож, а более поляков, и двор был весьма великолепен, особливо у заутрени, в Светлое Христово Воскресение, в Печерской лавре. К вечерне императрица поехала в Софийский монастырь; после оной посетила митрополита Самуила в его келье, больного, который сказал ей речь и уподобил её Христу, явившемуся после Воскресения ученикам.
Успенский собор Киево-Печерской лавры
Софийский собор
Самуил (Миславский), митрополит Киевский и Галицкий
Екатерина стала первым монархом, посетившим царский дворец, ныне известный под именем Мариинского. Там была дана аудиенция будущему латиноамериканскому революционеру Миранде. Под Кременчугом к императрице на берегу Днепра присоединился император Иосиф, приехавший с видом инкогнито под именем графа Фалькенштейна. Императрице во владениях Потёмкина понравилось больше, чем у Румянцева, о чём она не преминула написать в Петербург
Дворец в Киеве. С рисунка И. Сергеева
В Кременчуге нам всем весьма понравилось, наипаче после Киева, который между нами ни единого не получил партизана, и если бы я знала, что Кременчуг таков, как я его нашла, я бы давно переехала. Чтобы видеть, что я не попусту имею доверенность к способностям фельдмаршала князя Потёмкина, надлежит приехать в его губернии, где все части устроены как возможно лучше и порядочнее; войска, которые здесь, таковы, что даже чужестранные оные хвалят неложно; города строятся; недоимок нет. В трех же малороссийских губерниях, оттого что ничему не давано движения, недоимки простираются до миллиона, города мерзкие и ничто не делается.
Отправление Екатерины II из Канева в 1787 году
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.
Императорские галеры, отплывающие из Киева по Днепру. С рисунка Хатфильда.
Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.
Императорские галеры прибывают в Кременчуг.
Екатеринослав и Херсон
В Екатеринославе путешественники присутствовали при закладке соборного храма. Ко времени прибытия императрицы на место постройки города по гигантским планам Потемкина князем в Берлине была заказана статуя императрицы, которая, однако, не была готова в мае 1787 года. В походной церкви, то есть в шатре, раскинутом на берегу Днепра, отслужили молебен, а затем происходила закладка собора. Храм этот должен был походить на собор св. Петра в Риме. Желая произвести впечатление на гостей, Потёмкин приказал архитектору «пустить на аршинчик длиннее, чем собор в Риме».
Первоначальный нереализованный проект Преображенского собора Клода Геруа. Лицевой вид.
Иосиф II и Сегюр не без основания скептически относились к будущности Екатеринослава и в беседе между собою смеялись над честолюбием Потемкина. Скоро после закладки храма постройка его была приостановлена. Гораздо позже была построена на том месте, где предполагалось строить громадный собор, церковь в довольно скромных размерах. Фундамент проектированного собора, на который было истрачено более 70 000 рублей, теперь составляет её ограду. Великолепные планы и рисунки колоссального проекта Потемкина были впоследствии переданы в одесский музей.
Спасо-Преображенский собор в Днепр
В Херсон Екатерина приехала в великолепной колеснице, в которой сидела с Иосифом II и Потёмкиным. Херсон удивил даже иностранцев, бывших в свите Екатерины. Крепость почти совершенно оконченная, большие казармы, адмиралтейство с богатыми магазинами, арсенал со множеством пушек, два линейные корабля и один фрегат, совершенно готовые на верфях, казенные здания, несколько церквей, частные дома, лавки, купеческие корабли в порту — все это свидетельствовало о неутомимой и успешной деятельности Потёмкина. Тогда думали, что Херсон сделается вторым Амстердамом. Даже Иосиф II, весьма недоверчиво относившийся к реформам и проектам Потемкина и Екатерины, заметил о Херсоне: Celа а l’аir de quelque chose («Вот это уже на что-то похоже»).
Херсон на Днепре. Набережна Святого Павла.
Херсон на Днепре
При церемонии спуска кораблей в Херсоне, пишет немецкий врач Дримпельман, проявилось мелочное честолюбие Потёмкина: «Государыня явилась запросто, в сером суконном капоте, с чёрною атласною шапочкою на голове. Граф Фалькенштейн также одет был в простом фраке. Князь Потемкин, напротив, блистал в богато вышитом золотом мундире со всеми орденами».
Григорий Александрович Потёмкин
Путешествие по Крыму
После пятидневного пребывания в Херсоне путешественники отправились в Крым чрез Кизикерман и Перекоп. Сооружая этот путь, Потемкин предписывал: «Дорогу от Кизикермана до Перекопа сделать богатою рукою, чтобы не уступала римским; я назову её: Екатерининский путь».
Придворные подъехали к Перекопу 17 мая 1787 года. Через 10 дней императрица отбыла из Карасубазара (совр. Белогорск) и в семь часов вечера прибыла в Старый Крым. Здесь специально для ночлега императрицы был построен небольшой дворец. Екатерину встречал конный Таврический полк, который отдавал честь с преклонением штандартов. Весь вечер били в литавры и играли на трубах. Весьма эффектным эпизодом было окружение императрицы многочисленными депутациями от татар, кабардинцев и других южных народов, долженствовавшее развеять опасения в их антирусском настрое.
