Сведенборг о небесах мире духов. О небесах, о мире духов и об аде

О первом состоянии человека после смерти

491. До перехода в небеса или преисподнюю человек после смерти своей должен пройти через три состояния: первое – состояние внешности его, или внешнее; второе – состояние внутренности его, или внутреннее; третье – приуготовительное. Эти три состояния человек проходит в мире духов. Иные, впрочем, не проходят через эти состояния, а прямо либо восходят в небеса, либо нисходят в ад.

Прямо в небеса восходят духи возрожденные, приготовившиеся к небесам еще на земле. Кто до того возродился и приуготовился, что нуждается только в отбрасывании вместе с телом природной грязи, тот прямо ангелами возносится в небеса; я видел вознесенных на небеса час спустя после смерти их.

Люди внутренне коварные, а внешне добрые для одного вида, т. е. питавшие злобу свою лукавством и надевавшие для этого личину добродушия как средство обмана, тотчас после смерти бросаются в преисподнюю. Я видел таких людей, низринутых тотчас после смерти в ад, и, между прочим, одного самого коварного и лукавого, летевшего туда стремглав; другие падали иначе, смотря по состоянию. Иные тотчас заключаются в пещеры и этим отделяются от мира духов, они попеременно выпускаются оттуда и снова ввергаются в заключение. Это те люди, которые злобно преследовали других под гражданскими предлогами. Но, вообще, весьма немногие идут, подобно этим, прямо в путь, а большая часть духов удерживаются в мире духов и там по законам Божественного порядка приуготовляются для небес или для ада.

492. В первое состояние, т. е. внешности, человек вступает тотчас после смерти своей. У каждого человека относительно духа своего есть внешность и внутренность. Внешностью духа человек приспособляет здесь тело свое, особенно лицо, речь и телодвижения, к общественной жизни. Внутренность же духа его состоит из того, что собственно принадлежит воле и помыслам его и что редко изобличается лицом, речью и движениями тела, потому что человек привыкает сызмала выказывать приязнь, радушие и откровенность, а помыслы воли своей таит. Таким образом, всякий по привычке ведет жизнь нравственную и гражданскую во внешности, каков бы он ни был по внутренним началам. По этой привычке человек сам едва ли когда знает о своих внутренних началах и даже редко о них заботится.

493. Первое состояние после смерти весьма близко к мирскому, потому что человек остается во внешности своей и даже похож на себя лицом, речью и нравом (animus), а стало быть, и нравственной и гражданской жизнью. Поэтому он и полагает, что все еще продолжает ту же мирскую жизнь, если только не обратит должного внимания на все встречаемое и на внушения ангелов, сказавших ему при восстании его, что он теперь дух (н. 450). Таким образом, одна жизнь продолжается в Другой, и смерть служит только переходом.

494. По всему этому прибывшего из здешнего мира новичка друзья его и вообще бывшие знакомые тотчас узнают не только по лицу и по речи, но и по жизненной сфере его, когда они к ней приближаются. Если на том свете кто-либо думает о другом, то представляет себе мысленно наружность его, а с тем вместе и разные обстоятельства его жизни; от этого мысленно призываемый является в лике своем, как бы привлеченный. Таков порядок в духовном мире, потому что там сообщаются мысленно, а расстояний в смысле природного мира нет (н. 191–199). Поэтому все вновь прибывающие на тот свет или в ту жизнь узнаются друзьями, родными и знакомыми, беседуют с ними и дружат снова по мирской приязни.

Я много раз видел и слышал радость вновь прибывших, нашедших там старых друзей своих, равно и удовольствие последних при этой встрече. Супруги всегда отыскивают друг друга и радуются свиданию, они даже остаются в сожительстве более долгое или короткое время смотря по удовольствию сожительства в миру. Если же они не были соединены истинной супружеской любовью, т. е. союзом духовным по небесной любви, то вскоре опять расходятся, а если супруги по духу были вовсе разнородны и внутренне противны друг Другу, то между ними возникает открытая вражда и нередко драка. При всем том они не разлучаются до вступления во второе состояние, о чем говорится ниже.

495. Итак, жизнь вновь прибывших духов мало разнится от жизни в миру, они притом ничего почти не знают о посмертной жизни своей. Равно нет у них правильного понятия о небесах и преисподней, кроме того разве, что могли заключить из буквального смысла Слова и из проповедей, на этом же смысле основанных. Поэтому они, надивившись, что видят себя и там в телесном образе и со всеми чувствами, с какими жили на земле, что даже видят подобные предметы, выражают желание узнать, что такое небо и ад и где они. Друзья наставляют их о быте вечной жизни и водят их по разным местам и в различные общества, иногда по городам, по садам и райским насаждениям, показывая им великолепные зрелища, услаждающие внешность, в которой духи эти пребывают. Затем они попеременно впадают в прежние земные мысли свои о состоянии души после смерти, о небесах и аде и напоследок изъявляют негодование, что ничего об этом не знали и что даже сама церковь этого не знает.

Все почти жаждут проведать, попадут ли они на небеса. Многие надеются, что должны попасть, потому что жили в свете по нравственным и гражданским законам, не размыслив, что злые и добрые иногда живут в свете по внешности одинаково. Они равно делают другим добро, посещают храмы, слушают проповеди, молятся, но не ведают, что внешние действия и внешнее богопочитание сами по себе вовсе ничтожны, а важно состояние внутренних начал, из которых внешнее истекает. Из числа многих тысяч едва ли один знает, что такое внутренние начала человека и что в них заключаются небеса и церковь. Они еще менее того понимают, что внешние дела таковы, каковы намерения и помышления, которые зависят от любви и веры. Даже при наставлении они не понимают, чтобы помыслы и хотения что-нибудь значили, а сущностью считают то, что говорится и делается. Такова большая часть людей, приходящих ныне на тот свет из христианского мира.

496. Добрые духи делают дознание над новичками, каковы они, на что есть разные способы, потому что в этом первом состоянии злые одинаково с добрыми произносят истины и делают добро, как объяснено было выше, – т. е. потому, что они, равно с прочими, жили во внешней нравственности, подчиняясь общему порядку и законам, чем старались заслужить славу людей правдивых и правосудных: лицемерие даровало им почести и богатства. Но злые духи узнаются особенно тем, что жадно прислушиваются ко всякой беседе о внешности, а о внутренних началах человека, т. е. об истинах и благах церкви и небес, хотя и слушают, но без внимания и удовольствия. Другой признак: они часто обращаются к известной стороне света (по соответствию) и, покинутые одни, идут по этим направлениям. То и другое обращение к известной стороне лицом и шествие по ведущим туда путям обнаруживает господствующую любовь.

497. Все прибывающие из мира духи связаны уже с каким-либо обществом небес или ада, но связаны по внутренним началам, а внутренние начала человека закрыты, покуда он сам во внешности. Наружность прикрывает и скрывает внутренность, особенно у живущих во внутреннем зле, но впоследствии, во втором состоянии духа, внутренность становится явной, потому что открывается, а внешность, напротив, усыпляется.

498. Это первое состояние человека после смерти длится для иных по нескольку дней, для других по месяцам или даже целый год, но уже редко дольше одного года. Разница эта у каждого зависит от степени однородства внутренности его с внешностью. Внешность и внутренность каждого должны совпадать и составлять одно, почему никому и не дозволено в мире духов мыслить и хотеть одно, а говорить и делать другое. Там каждый должен быть образом любви или чувств своих, а потому и одинаков по внутренним началам своим и по внешности. Вследствие этого внешность духа прежде всего разоблачается и приводится в должный порядок, чтобы служить внутренним началам соответствующим средством или основой (plano) действия.

О втором состоянии человека после смерти

499. Второе состояние человека после смерти именуется состоянием внутренних начал, или внутренним, потому что он переходит тогда во внутренний, или духовный, быт свой, в жизнь по воле и помыслам, а внешность, в которой пребывает он в продолжение первого состояния, усыпляется. Всякий, кто обратит внимание на жизнь человека, на речи и дела его, убедится, что во всяком человеке есть внешность и внутренность, или внешние и внутренние цели и помыслы. Это видно из следующего: в гражданской жизни всякий думает о другом, судя по тому, что слышал и знал о нем по слухам или в беседах, но никто не станет высказывать ему в лицо такого рода убеждения свои, а обращается с ним вежливо и прилично, как бы дурно о нем ни думал. Так в особенности поступают лицемеры и льстецы, которые говорят и делают совсем не то, что думают и чего хотят; также ханжи, беседующие о Боге, о небесах, о спасении души, об истинах церкви, о благе отечества и о ближнем как бы по вере и по любви, между тем как они сердцем веруют совсем в иное и любят только себя самих. Из этого следует, что мысли бывают двоякие, внешние и внутренние; что согласно первым люди говорят одно, а согласно вторым чувствуют совсем иное.

Те и другие мысли раздельны, и человек остерегается, чтобы внутренняя мысль его не перешла во внешнюю и как-нибудь не обнаружилась. Человек создан так, чтобы внутренние помышления его по соответствию составляли одно и то же со внешними; они и составляют одно у людей, живущих в добре, потому что они помышляют и говорят только о добре. Но у людей, живущих во зле, внутренние помыслы разнятся от внешних, потому что такие люди помышляют о зле, а говорят о добре. У них порядок извращен, добро снаружи, а зло внутри, – почему зло и господствует над добром, подчиняя его себе, как раба, который служит ему только средством для известных целей согласно любви его. При такой цели добра на словах и на деле ясно, что добро в людях этих вовсе не есть добро, потому что оно заражено злом, хотя по внешности своей и в глазах людей, не знающих внутренних побуждений, оно и принимает вид добра. Иное дело, если человек сам живет в добре: тут порядок не извращен; добро течет из внутренних помыслов во внешние и таким образом переходит в речи и дела. Для этого порядка человек создан: тогда внутренние начала духа его пребывают в небесах и в небесном свете; а как небесный свет есть Божеская истина, исходящая от Господа, или есть сам Господь в небесах (н. 126–140), то такие люди руководятся Господом. Все это сказано здесь для объяснения, что у человека есть мысли двух родов: внутренние и внешние, что те и другие между собой различны. Под мыслями здесь разумеется также воля, из которой помыслы исходят, потому что никто не может размышлять без участия воли своей. Ясно теперь, что понимается под состоянием человека внешним и внутренним.

500. Когда говорится о воле и помыслах, то под волей разумеются также чувства и любовь, а затем и всякая утеха и наслаждение этих чувств и любви, ибо они относятся к воле как к своему подлежащему: чего человек хочет, то, стало быть, и любит, то считает утехой и усладой своей; и наоборот, что человек любит, чем тешится и услаждается, того и хочет. Мыслями в этом случае называется все то, чем человек оправдывает и утверждает чувства свои или любовь свою; мысль есть не что иное, как вид или образ воли, или наружное проявление ее. Образ этот устанавливается различными приемами (анализисами) рассудка, происходящими из духовного мира и свойственными духу человека.

501. Надо знать, что человек вполне таков, каковы внутренние начала его, а не таков, какова внешность его отдельно от внутренних начал, потому что внутренние начала человека – дух его, а жизнь человека – жизнь этого духа, которым живет и тело. Поэтому человек и остается навеки таким, каковы внутренние начала его. Внешность же, как принадлежащая телу, после смерти отпадает, а часть ее, прилипающая к духу, усыпляется, служа только как бы основой для внутренних начал, как объяснено было выше в главе о памяти, остающейся после смерти. Из этого следует, что именно составляет собь человека и что затем не есть собь его; т. е. у дурных людей все внешние помыслы, как они сказываются в речах, и внешняя воля, какова она в поступках, не составляют соби их, но то, что принадлежит внутренним мыслям и воле человека.

502. По миновании первого состояния, о котором сказано выше, т. е. состояния внешности, человек-дух вступает во второе – в состояние внутренних начал своих, или внутреннее, т. е. в состояние внутренней воли своей и помыслов по ней, в котором был и в миру, когда мыслил сам по себе, свободно, без всякого стеснения. В состояние это он впадает бессознательно, не замечая того, как бывало и в миру, когда, сосредоточив внутрь внешние помыслы, на которых основана речь, он пребывал в одних внутренних помышлениях. Впадая в такое состояние, человек-дух пребывает в себе и в самой жизни своей, ибо свободное мышление по своим чувствам есть собственно жизнь человека, есть сам человек.

503. В этом состоянии дух мыслит вполне согласно с волей своей, а стало быть, и по чувствам или по любви своей, и потому помыслы его и воля сливаются в одно, и до такой степени в одно, что в нем почти незаметно мыслей, а видно только, что он желает или хочет. То же делается, если он говорит, с той разницей, что тут заметно какое-то опасение, как бы не проговориться, не обнаружить помыслов воли, потому что эта осторожность по привычке в мирской, гражданской жизни также вошла в хотение или волю его.

504. В состояние это приводятся все без изъятия люди после смерти своей, потому что оно свойственно духу их. Первое же состояние есть быт духа человека в общежитии, а потому и не есть настоящее, собственное состояние его. Что это первое после смерти, или внешнее, состояние человека, о котором сказано было выше, не есть настоящее, собственное состояние его, ясно по многим доводам, а именно: дух не только мыслит, но и говорит по чувствам своим, ибо сама речь вытекает из этих последних, как объяснено в главе о речи ангелов (н. 234–245).

Человек в миру мыслил точно тем же порядком, когда входил в себя; он тогда не размышлял при помощи телесной речи, а просто будто видел все перед собой, и притом видел в течение одной минуты гораздо более, чем мог бы рассказать в полчаса. Что внешнее состояние не есть собственное состояние человека или духа его, явствует также из того, что, будучи здесь в обществе, человек беседует по правилам жизни нравственной и гражданской; причем внутреннее мышление управляет внешним, как иногда человек управляет человеком, наблюдая, чтобы все условия вежливости и приличия были соблюдены. Это ясно еще из того, что человек, размышляя в себе самом, обдумывает, как ему говорить и поступать, чтоб нравиться, войти в дружбу или в расположение и милость другого. Для этого он придумывает чуждые ему самому средства и, стало быть, действует противно внутренней, собственной воле своей. Ясно после этого, что состояние внутреннее, в которое ставится дух, есть собственное состояние его, а следовательно, и подлинное, собственное состояние человека, покуда он жил в миру.

505. Если дух находится во внутреннем состоянии своем, то он для всех открыто является таким, каким человек был в миру, потому что действует уже по внутренней воле, или по соби, своей. Кто был добр по внутренним началам своим, тот действует разумно и мудро, даже разумнее, чем на земле, потому что отрешен от плотских вещей и вообще от всего земного, помрачавшего видение как бы облаком. Бывший во зле действует, напротив, глупо и безумно, даже безумнее, чем на земле, потому что воле его дан полный простор, ничем не стесняемый. В миру такой человек был здрав умом во внешности и этим средством мог принимать личину разумного человека, но коль скоро внешность эта отнята, то безумие обнаруживается. Злой, притворно принимающий внешность доброго человека, подобен сосуду, снаружи гладкому и блестящему, между тем как в нем, под крышкой, собраны всякого рода нечистоты; к нему применяются слова Господа: Уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Мат. 23. 27).

506. Все жившие на земле в добре и по совести, а стало быть, признававшие Божественное начало и любившие Божеские истины, а в особенности прилагавшие их к делу, будучи приведены в состояние внутренних начал своих, как бы внезапно пробуждаются от сна или будто выходят из-под тени на солнце, ибо они тогда мыслят при помощи небесного света, следовательно, по внутренней мудрости, и поступают по благу, следовательно, по внутреннему чувству своему. Небесное начало влияет на помыслы и хотение их и, сообщая их с ангелами небесными, разливает внутри их усладу и блаженство, которого они прежде не знавали. Они тогда признают Господа и чтут Его самой жизнью своей, потому что, перейдя во внутреннее состояние, они живут настоящей, свойственной им жизнью (см. н. 505). Они признают и чтут Господа по свободной воле своей, потому что свобода принадлежит внутреннему чувству. Таким образом, они удаляются от благочестия внешнего и обращаются к благочестию внутреннему, в котором и состоит истинное богопочитание. Таково состояние христиан, живших по закону Слова; но противно этому состояние тех, что жили на земле во зле и у которых не было совести, вследствие чего они отрицали все Божественное, ибо все живущие во зле внутренне отрицают Божественное начало, хотя внешне и думают, что не отрицают, а признают его. Но признавать Божество и жить во зле – одно другому противоположно. Такие люди, войдя на том свете в состояние внутренних начал своих, по речам и поступкам своим со стороны кажутся помешанными, потому что дурные наклонности вовлекают их в преступления, ведут к презрению других, к обидам, поношениям, ненависти, мести. Они вымышляют коварства иногда с таким лукавством и злобой, что с трудом верится, какая злонамеренность может скрываться в человеке. Они тогда находятся в состоянии полной свободы действий по помыслам воли своей, потому что отрешены от внешности, которая неволила и обуздывала их в миру; словом, хотя они считали себя умнее и мудрее всякого, тем не менее они лишены рассудка, потому что в земной их жизни рассудок пребывал не во внутренних началах их, а в одной только внешности. По этим причинам такие духи из второго состояния своего приводятся попеременно и на короткое время снова в первое состояние, или в быт внешний, и с тем вместе в памяти их повторяются предшествовавшие речи их и поступки. Иные стыдятся и сознаются, что безумствовали, другие не знают никакого стыда, еще иные негодуют, что им нельзя оставаться навсегда в состоянии внешности (как в миру). Но этим последним объясняется, чем бы они наконец сделались, если бы постоянно пребывали в этом состоянии, а именно: что они бы продолжали скрытно строить козни свои и совращать простых сердцем и верой, принимая обманчивую личину блага, прямоты и правды, а затем погубили бы целиком и самих себя, потому что внешность их наконец воспламенилась бы таким же огнем, как и внутренние начала, что и уничтожило бы всю их жизнь.

507. Когда духи пребывают в этом втором посмертном состоянии, то являются точно такими, какими были по внутренним началам своим в миру, оглашая сверх того все, что скрытно делали и говорили, потому что они тогда, не стесняясь внешним, открыто говорят и даже пытаются делать то же самое, не опасаясь огласки, как бывало на земле. Они в это время также приводятся к личным состояниям зла своего, чтобы они явились ангелам и добрым духам в истинном виде своем, каковы суть. Таким образом, скрытное становится явным и тайное разоблачается, по словам Господа: Нет ничего сокровенною, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то у слышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях (Лук. 12. 2, 3). Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мат. 12. 36).

508. Каковы дурные духи в этом состоянии, нельзя рассказать вкратце: всякий безумствует по-своему, по своим страстям, а их много. Поэтому я и намерен упомянуть здесь только о некоторых особенностях, из которых можно сделать заключение о прочем.

Любившие сами себя больше всего, а в службе и должностях гонявшиеся только за почестями, долг же свой исполнявшие не ради долга, а на утеху свою, ради славы, – чтобы прослыть более достойными перед прочими и наслаждаться славой почестей, – такие духи, придя во второе состояние, бывают глупее всех прочих, ибо насколько кто сам себя любит, настолько он удаляется от небес, а насколько кто далек от небес, настолько же он далек от разума и мудрости. Если же к себялюбию присоединялось еще коварство, а знатность достигалась происками, то такие духи приобщаются к самым дурным, предаются чародейству, т. е. извращению и употреблению во зло Божественного порядка, и такими средствами мучают и томят всякого, кто не хочет им подчиниться. Они строят козни, предаются делам ненависти, сгорают нетерпением мести и жаждут свирепствовать против всякого, кто им не поддается. Всему этому предаются они настолько, насколько толпа злых духов этому способствует, и наконец замышляют, как бы взять им небеса приступом и разорить их либо, поселясь там, быть признанными за богов. Вот до какой степени доходит их безумие.

Те из людей этого разбора, которые принадлежали к римско-католическому вероисповеданию, безумнее всех прочих: они убеждены, что небеса и ад им подвластны и что могут отпускать грехи по произволу; они присваивают себе все Божественное и называют себя Христом. Это убеждение в них так сильно, что оно влиянием своим поселяет беспокойство в душе других и помрачает ее даже до болезненного чувства. Эти духи почти одинаковы в обоих состояниях, но во втором вовсе лишены рассудка. О безумии их и последующей участи говорится в сочинении О Последнем суде и разрушенном Вавилоне. Кто мироздание приписывает природе и потому, если не словами, то сердцем, отрицает Божественное начало, а затем и все относящееся к небесам и церкви, тот собирает себе подобных в одно толпище, которое из среды своей называет Богом всякого, кто только лукавее прочих, воздавая ему на самом деле Божеские почести.

Я видел сборище таких духов, обожавших чародея, державших совет о силах природы и поступавших при этом до того бессмысленно, что походили на скотов в образе человека. Между ними были люди знатные, сановные и даже такие, которых почитали в миру учеными и мудрыми. Тому подобное бывает и с другими.

Из этих немногих примеров можно заключить, каковы вообще те, чьи внутренние начала духа закрыты к небесам, что бывает у всякого, кто признанием Божества и жизнью в вере не принял никакого небесного влияния. Всякий может рассудить сам по себе, каков бы он был, если бы при таких внутренних качествах ему можно было делать, что он хочет, не опасаясь ни кары законов, ни самой смерти, ни какой-либо внешней неволи, как-то: боязни утратить добрую славу, лишиться почета, выгод, доходов, а с тем вместе и наслаждений. При всем том безумие таких духов обуздывается Господом, чтобы оно не могло перейти за пределы должной службы или пользы, ибо даже и такие духи несут службу на общую пользу, а именно: добрые духи видят в них, что такое зло, каково оно и что выходит из человека, отказавшегося от руководства Господня. Служба или польза от них еще и та, что они собирают всех себе подобных в одну толпу, отделяя их от добрых духов; также, что истины и блага, которые дурными людьми притворно выказываемы были во внешности, от них отбираются, а сами они остаются в своем житейском зле и во лжи этого зла, готовясь в преисподнюю, ибо никто не заключается в ад прежде, чем поставлен будет в житейское зло свое и в отвечающую ему ложь, почему никому и не позволяется там разделять дух свой, т. е. мыслить и говорить одно, а хотеть другое. Там всякий вынужден мыслить ложь согласно злу своему и говорить ложь согласно злу этому, притом то и другое по свободной воле, т. е. по собственной любви своей и согласно утехе или наслаждению ее, так же точно, как человек делает это духом своим на земле, когда помышляет в себе по внутреннему влечению, потому что воля человека есть самый человек, а мысль может быть им в той только степени, в какой она согласуется с волей; воля есть и природа или нрав человека. Поэтому пребывать в воле своей – значит быть в своей природе, во нраве своем и, наконец, в жизни своей (по роду ее), так как жизнь человека согласуется с природой его, и после смерти он пребывает таким, какой нрав или природу он усвоил себе жизнью на земле. Этого нрава недобрый дух уже не в силах исправить или изменить, как на земле, путем размышления или понимания истины.

509. Находясь во втором состоянии, злые духи часто бывают под строгим наказанием, потому что впадают во всякого рода зло или преступление. Кары эти в мире духов разнородны, на личность или звание при этом не обращается никакого внимания: будь король, будь холоп – все одно. Всякое зло неминуемо вслед за собой приносит и кару; то и другое связано нераздельно, а потому кто во зле, тот и под наказанием. Никто, однако, не наказывается там за зло, содеянное здесь, а за преступления, в которые впадает там; но, в сущности, все равно сказать, что там карают за зло, содеянное в миру, или наказывают за зло, содеянное в той жизни, ибо всякий после смерти продолжает жить на том свете своей земной жизнью и, стало быть, остается и в своем зле, своих грехах. Выше было объяснено, что человек и там бывает таков, каким был в телесной жизни своей (н. 470–484). Кара там необходима потому, что в этом состоянии, кроме страха наказаний, нет иного средства для обуздания зла: убеждения и наставления бессильны, страха законов и опасения утраты доброй славы нет, ибо своеволие по природе своей таково, что ничем не может быть подавлено или сломано, кроме кары. Но добрые духи никогда не наказываются, если и делали что-либо дурное в этой жизни, потому что они там не впадают снова во зло свое. Мне также дано быть знать, что зло их иного рода или свойства: в них не было умысла против истин или закоснелости, а только наследственное зло от родителей, которому они и предавались по слепой страсти, когда находились в состоянии внешности, раздельной от внутренних начал.

510. Каждый присоединяется к тому обществу, в каком был дух его еще в мирской жизни, ибо всякий человек по духу своему связан с каким-либо обществом, адским или небесным: злой с адским, добрый с небесным, о чем говорится в н. 438. Дух сближается с обществом своим постепенно и наконец входит в него. Злой дух, будучи в состоянии внутренних начал своих, постепенно обращается к своему обществу и наконец направляется прямо туда еще до окончания этого (второго или внутреннего) состояния. При окончании же его злой дух сам бросается в преисподнюю к ровням и товарищам своим. Само действие это представляется зрителю, будто кто падает вниз головой и вверх ногами. Видимость эта основана на том, что дух этот находится в превратном порядке, любя адское и откидывая небесное. Иные злые духи в этом втором состоянии попеременно входят в ад и опять оттуда выходят, но в этом случае они не кажутся падающими стремглав, как духи, над которыми совершено опустошение (vastatio), о которых сказано выше. Само общество, в котором они состояли по духу своему, еще будучи в миру, показывается им, когда они бывают во внешности, чтоб они знали, что находились в аду еще в земной жизни своей, – в состоянии, однако, не вполне адском, но которое уподоблялось более быту мира духов. Об этом быте сравнительно с адским будет сказано ниже.

511. В этом втором состоянии совершается отделение злых духов от добрых, тогда как в первом состоянии, покуда дух во внешнем быту своем, все перемешаны вместе, как на земле: злые с добрыми и добрые со злыми. Иначе бывает, когда дух уже перенесен во внутренний быт свой и предоставлен нраву своему и воле. Отделение добрых от дурных делается различно, обыкновенно же, не говоря о прочих способах, таким образом: злые духи обходят те общества, с которыми они входили в сношение по добрым мыслям и чувствам своим, когда были еще в первом (внешнем) состоянии, и которые они обманывали внешностью своей, стараясь выказаться добрыми; большей частью носятся они в обширной окружности и всюду показываются добрым духам, чтобы эти видели, каковы они, при взгляде на них добрые духи отвращаются, а затем и сами посетители их, т. е. дурные духи эти, отворачиваются от них лицом в ту сторону, где находится их адское общество, т. е. куда им окончательно должно прибыть.

О третьем состоянии человека после смерти, которое есть состояние наставления для поступающих в небеса

512. Третье состояние человека после смерти, или духа его, есть состояние наставления. Оно свойственно только тем, которые идут в небеса и делаются ангелами, а идущих в ад не касается, потому что они не могут принять никакого наставления. Поэтому для этих последних второй быт или состояние есть также и третье, которое оканчивается тем, что они сполна обращаются к любви своей и, следовательно, к адскому обществу, живущему в одинаковой с ними любви. Далее, они хотят и мыслят по этим чувствам, т. е. по адской любви, а потому и хотят одно зло и помышляют одну ложь: вот услада и утеха их, ибо это согласно с их любовью. Вместе с тем они уже явно отрекаются от всякого блага и истины, хотя прежде и принимали то и другое, но только в виде средства на услугу своим страстям.

Добрые же духи приводятся через второе состояние в третье, в приуготовительный быт, для наставления и поступления в небеса, ибо никто не может быть иначе приспособлен в небожители, как познанием благ и истин, т. е. наставлением. Никому без этого не дано познать, что такое духовное благо и истина и что такое противоположные им зло и ложь.

Что такое благо и истина гражданские и нравственные и что зовется правдой и прямотой, это человек может узнать и в миру, потому что там есть гражданские законы, которые учат, что такое правосудие, и есть общество, в котором человек научается жить по законам нравственным, относящимся к прямоте и правде. Но познанию духовных благ и истин учат не на земле, а в небесах. Конечно, человек может знать их из Слова и из учения церкви, основанного на Слове, но они не могут слиться с самой жизнью его, покуда он внутренними началами духа своего не вознесется в небеса.

Человек тогда живет в небесах, когда, признавая Божественное начало, живет в правде и в прямоте ради того, что так повелевает Слово Божие, т. е. живет в правде и прямоте ради Божественного начала, а не ради себя самого и мира. Но поступать так никто без наставления не может: он должен знать для этого, что есть Бог, есть небеса и ад, есть посмертная жизнь; что Бога должно любить более всего, а ближнего – как самого себя; что должно веровать в Слово, ибо оно Божественно. Без знания и признания всего этого человек не может мыслить духовно, а без мыслей этих не может и хотеть этого. Чего человек не знает, того не может думать, а о чем не думает, того не может и хотеть.

Если же человек захочет благ и истин, то небеса влияют на него, т. е. Господь через небеса влияет на жизнь человека, ибо Господь влияет на волю человека, а через нее и на помышления его; через оба же пути эти – на самую жизнь его, так как вся жизнь человека состоит из воли и мыслей. Из этого следует, что духовному благу и истине поучаются не от мира, а от небес и что никто не может быть приуготовлен для небес иначе как посредством наставления.

Насколько Господь влияет на чью-либо жизнь, настолько же Он и наставляет человека, ибо настолько же Он воспламеняет волю его любовью к истинам и просвещает ум его на их постижение. В той же мере отверзаются и внутренние начала человека и в него вносятся небеса; и, наконец, в той же мере Божественное и небесное начало влияет на правдивые дела его нравственной жизни и на праведные дела его гражданской жизни, возвышая дела эти в духовную степень, потому что человек исполняет их тогда по началу Божественному и ради него. Прямота и правда нравственной и гражданской жизни, если они истекают из такого источника, являются уже как последствия духовной жизни, ибо сущность всякого последствия зависит от действующей причины: какова причина, таково и следствие ее.

513. Наставлением вообще занимаются ангелы разных обществ, особенно ангелы сторон северных и южных, потому что эти ангельские общества состоят в разуме и мудрости по познанию благ и истин. Места наставлений этих расположены к северу и весьма различны; они устроены и отделены по родам и видам небесных благ, чтобы все и каждый могли быть наставляемы по наклонностям своим и по способностям. Места эти простираются вокруг на огромные пространства. Туда переносятся Господом для наставления добрые духи по прожитии ими второго состояния в мире духов, но не все. Принявшие уже на земле хорошее наставление прямо готовятся Господом в небеса, куда возносятся другими путями: иные тотчас после смерти своей, другие после краткого пребывания с добрыми духами для очищения и удаления грубых помыслов и чувств, принятых на земле по мирским понятиям о почестях и богатствах. Иные прежде подлежат опустошению (vastatio), что делается под ступнями, в месте, именуемом исподней землей. Иные при этом сильно страдают, а именно люди, усвоившие себе ложные убеждения, хотя и жившие по добру. Ложные убеждения глубоко укореняются, а, не рассеяв их, человек не в силах понять и усвоить себе истину, потому что не видит ее. Впрочем, об этом опустошении и о способах к тому говорилось уже в сочинении Тайны Небесные.

514. Все в местах наставления живут порознь, и каждый внутренними началами своими связан с тем небесным обществом, куда предназначен; а как небесные общества устроены по небесному образу (см. н. 200–212), то и места наставлений принимают тот же образ; поэтому при обзоре их с небес они являются как бы небесами же, но в уменьшенном виде. Они простираются в длину от востока на запад, а в ширину от юга на север, но ширина по виду короче длины.

Порядок там вообще таков: впереди размещены умершие младенцами, воспитанные наставницами в небесах до юношеского возраста и перенесенные затем Господом в эти места для учения. За ними находятся умершие в полном возрасте и жившие в мире в любви к истине и благу. За ними мусульмане, жившие в доброй нравственности, признававшие одно Божеское начало и чтившие Господа первым пророком; отрекаясь от Магомета, в котором не видят, наконец, никакой пользы, они обращаются к Господу, поклоняются Ему, признают Его Божественность и тогда наставляются в христианском учении. За ними, еще далее к северу, места наставления различных языческих народов, живших в добре по вере своей, приобретших этим нечто вроде совести и поступавших право и прямо не ради законов гражданских, а ради законов веры, которые чтились ими свято и нерушимо. Все эти люди по научению легко обращаются к признанию Господа, ибо они хранили в сердце своем то убеждение, что Бог не есть существо невидимое, а, напротив, видимое в образе человека. Таких народов более, чем всех прочих, и лучшие из них – жители Африки.

515. Но не все наставляются одинаковым образом и одним и тем же небесным обществом. Воспитанные с самого младенчества своего в небесах получают в наставники ангелов внутренних небес, потому что не упитались ложью из ложных учений веры и не загрязнили духовной жизни своей грубой привязанностью к мирским почестям и богатствам. Умершие уже взрослыми обычно поступают в учение к ангелам низших небес, более им сродным, чем ангелы высших, потому что у последних мудрость внутренняя, которую духи эти еще не имеют возможности постичь. Мусульмане же поучаются ангелами, бывшими единоверцами своими, обращенными в христианство, а язычники – своими ангелами.

516. Наставления даются там согласно учению, взятому из Слова, а не по одному только Слову Божиему без учения или науки. Христиан учат по учению небесному, во всем согласному с внутренним смыслом Слова; остальных же, как мусульман и язычников, наставляют учением, доступным их понятиям, которое тем только отличается от учения небесного, что учит духовной жизни посредством жизни нравственной, согласной с хорошими догматами веры их, по которой они жили на земле.

517. Способ учения на небесах тем разнится от земного, что сведения или познания там передаются не памяти, я прямо жизни. Память духов заключается в самой жизни их: они принимают и усваивают себе все, что согласно с их жизнью, а отвергают и еще менее усваивают все неподходящее, ибо духи суть олицетворения любви или чувств и находятся в человеческом образе, чувствам этим подобном. Вследствие этого любовь к истине всегда внушается им для службы жизни, и Господь заботится о том, чтобы каждый любил службу, согласную со свойствами и способностями своими; эта любовь еще усиливается надеждой стать со временем ангелом. А как всякая служба на небесах относится к службе общественной, т. е. к царству Господнему, общему отечеству ангелов, и как всякая частная и особенная служба тем выше, чем более и ближе относится к службе общественной, то всякая частная и особенная служба, виды которой бесчисленны, именуется благой и небесной. Для этого-то в каждом духе любовь к истине так соединяется с любовью к службе, что составляет одно; через это истина переходит в службу (в дело) и сами истины, которым поучаются духи, становятся истинами службы (дела). Вот каким образом поучаются ангельские духи, готовясь к небесам.

Любовь к истине, прилагаемой к службе (к делу), вселяется различными способами, частью вовсе неизвестными на земле; особенно же посредством изображения такой службы, что делается в духовном мире на тысячи ладов, и притом доставляет такое удовольствие, что проникает человека от самой внутренности духа его до самой внешности тела его и таким образом проникает его всего. Через это дух как бы весь обращается в службу свою и, приходя в свое общество, куда он вводится посредством этих наставлений, обретается в своей жизни, если только исполняет свою службу. Из этого ясно, что познания, т. е. внешние истины, никого не вводят в небеса, а делает это сама жизнь, т. е. жизнь службы, как следствие этих познаний.

518. Были духи, принесшие с собой убеждение, что они должны войти в небеса предпочтительно перед прочими, потому что славились ученостью, хорошо изучили Слово и учение церкви и считали себя мудрыми. Они разумели себя под словами пророка Даниила: И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, во веки, навсегда (12. 3). Но прежде всего сделано было над ними дознание, в одной ли только памяти их заключаются познания их или в самой жизни. Духи, оказавшиеся в подлинной любви к истине, ради службы, отрешенной от всего телесного и мирского, т. е. ради службы духовной, приняты были по должном наставлении в небеса, и им дано было понять, что именно сияет на небесах, т. е. Божеская истина, которая там есть свет небесный в службе или деле. Им показано было, что служба эта есть основа (planum), которая приемлет лучи этого света и отражает их разноцветным блеском.

Противное бывает с людьми, чьи познания заключались в одной только памяти, посредством которой они приобрели себе способность рассуждать об истинах и доказывать те из них, которые были произвольно приняты ими сперва за первые начала, а потом и за сами истины, хотя бы они и были ложные. Такие люди, как нисколько не жившие в небесном свете, а в надменной самоуверенности, убеждены, что, превосходя других ученостью, они должны поступить в небеса, где ангелы будут им служить. Вследствие этого, чтоб разубедить таких духов в их надменной уверенности, их возносили к первому, или низшему, небу, вводя в какое-либо ангельское общество. Там, при самом входе, влиянием небесного света зрение их начинало меркнуть, рассудок мешался и наконец дыхание прерывалось, как у людей умирающих. А почувствовав небесное тепло, т. е. небесную любовь, они страдали внутренними муками. Поэтому они были оттуда удалены и затем наставлены в том, что не познания образуют ангела, а сама жизнь, приобретаемая познаниями, потому что познания или сведения сами по себе находятся вне небес, а жизнь, основанная на познаниях, внутри небес.

519. Когда духи через данные им в описанных местах наставления уже готовы к небесам, – что совершается в короткое время, ибо они в духовном быту своем легко и много зараз постигают, – тогда облекаются они в ангельские одежды, обычно белые, как бы тонкополотняные. После того они направляются по пути, идущему вверх, к небесам, и передаются ангелам, охранителям этих небес; затем принимаются другими ангелами и вводятся в различные общества, где познают различного рода наслаждения, и, наконец, каждый переносится Господом в свое общество; это также делается различными путями, и нередко весьма окольными. Пути эти неведомы ни одному ангелу, а самому только Господу. По прибытии каждого в свое общество внутренние начала его отверзаются, и как они вполне согласуются с внутренними началами ангелов этого общества, то вновь прибывшие тотчас узнаются и с радостью принимаются.

520. К этому я прибавлю нечто замечательное о путях или дорогах, ведущих от помянутых мест к небесам и по которым вводятся туда ангелы-новички. Дорог этих восемь, по две из каждого места наставления; одна из них подымается на восток, другая на запад; идущие в небесное царство Господне вводятся туда по восточному пути, а назначенные в духовное царство – по западному. Четыре дороги, ведущие в небесное царство, являются как бы украшенными масличными и другими плодовыми деревьями, а ведущие к духовному царству усажены виноградом и лавром. Это основано на соответствии: виноград и лавр отвечают любви к истине и службам ее, а маслина и плодовые деревья – любви к добру и службам ее.

Книга знаменитого шведского теософа и мистика Эмануэля Сведенборга (1688–1772) – одно из самых ярких произведений мировой визионерской литературы. Она содержит оригинальную концепцию Рая и Ада, а также подробные описания таинственного ангельского мира.

Из серии: Александрийская библиотека

* * *

компанией ЛитРес .

© Резник В., перевод на русский язык, 2006

© ЗАО ТИД «Амфора», 2006

Предисловие

О знаменитом скандинаве, шведе Карле XII, Вольтер написал, что он был самым необыкновенным человеком на земле. Превосходная степень употреблена опрометчиво и связана не столько с личной убежденностью, сколько с досужей и пустопорожней полемикой. Я бы отнес слова Вольтера не к королю Карлу XII, который был всего-то завоевателем, каких много, а к одному из самых загадочных его подданных, Эмануэлю Сведенборгу.

В блестящей лекции 1845 года Эмерсон указал на Сведенборга как на образец мистика. Это наименование, данное исключительно по праву, ненароком может способствовать возникновению образа человека на обочине, человека безотчетно отворачивающегося от нужд и обстоятельств, которые мы – никогда не пойму отчего – называем реальной действительностью. Если кто напрочь на такого человека не похож, так это блистательный и добросовестный Сведенборг, побывавший в этом мире и в ином. Кто еще жил такой полной мерой, кто еще исследовал действительность с такой страстью, с такой интеллектуальной увлеченностью, с такой жаждой в ней разобраться! Кто еще так не походил на монаха, как этот прирожденный скандинав, зашедший много дальше Эйрика Рыжего.

Как Будда, Сведенборг не одобряет аскетизма, который иссушает, а может уничтожить человека. В одном из небесных пределов он увидел отшельника, издавна домогавшегося Рая и в смертной своей жизни всегда жаждавшего уединения и затворничества. И вот, достигнув цели, простак открывает, что не способен ни принять участие в беседах ангелов, ни разобраться в тонкостях устройства райской жизни.

В конце концов ему дозволили вообразить вокруг себя пустыню. Он и сейчас в ней, как это с ним было на земле, молится и умерщвляет плоть, но Рая ему не видать.

Гаспар Сведберг, его отец, был известным лютеранским епископом, в нем сочетались – редкий случай – религиозный пыл и терпимость. Эмануэль родился в Стокгольме в начале 1688 года. С детских лет он верил в Бога и любил разговаривать с часто приходившими к отцу духовными лицами. Знаменательно, что у него спасение верой – краеугольный камень реформы, провозглашенной Лютером, – предваряется спасением делами, веским доказательством таковой. Этот одинокий и незаурядный человек был многими людьми. Он не пренебрегал ремеслами, в Лондоне еще юношей выучился на переплетчика, столяра, часовщика, наладил изготовление линз и научного инструментария. Еще он рисовал карты для глобусов. А кроме того, не надо забывать, он занимался разными естественными науками, алгеброй и новой астрономией Ньютона, с которым хотел поговорить, но знакомство не состоялось. Он был практик-изобретатель. Он предвосхитил небулярную гипотезу Канта-Лапласа, спроектировал летательный, а также подводный аппарат, предназначенный для военных нужд. Ему мы обязаны способом измерения долгот и трактатом о диаметре Луны. Около 1716 года он затеял издавать в Уппсале научный журнал, который красиво назвал «Daedalus hyperboreus» и издавал его двадцать лет. В 1717 году отвращение к занятиям сугубо умозрительного свойства вынудило его отказаться от предложенной королем кафедры астрономии. Во время дерзких, ставших легендарными, войн Карла XII – они превратили Вольтера, автора «Генриады», в эпического поэта – он служил военным инженером. Он разработал и создал приспособление для перемещения кораблей волоком на расстояние более четырнадцати миль. В 1734 году в Саксонии вышли три его тома «Opera philosophica et mineralia». Он писал добротные латинские гекзаметры, и английская литература – Спенсер, Шекспир, Коули, Мильтон и Драйден – привлекала его силой воображения. Если бы он не посвятил себя мистике, он стал бы знаменитым ученым. Как Декарт, он хотел найти то место, в котором душа соединяется с телом. Анатомия, физика, алгебра, химия вдохновили его на множество добросовестных трудов, которые он писал, как тогда было принято, на латыни. В Голландии он обратил внимание на твердость в вере и благополучие ее жителей и приписал это тому, что там республика, ведь в королевствах, где народ привычен льстить королю, Богу тоже обычно льстят, а Творцу эта рабская черта нравиться не может. Заметим походя, что когда он путешествовал, то захаживал в школы, университеты, бедняцкие кварталы и на фабрики, был любителем музыки и особенно оперы. Он работал в Департаменте горнорудной промышленности и заседал в Сенате. Догматическому богословию он предпочел Священное Писание. Он не довольствовался латинскими версиями, изучая исходные тексты на еврейском и греческом языках. В дневнике, который он вел, он винит себя в неуемной гордыне и как-то раз, перелистывая в библиотеке одну из стоящих на полке книг, подумал, что без особых стараний мог бы написать лучше, но потом понял, что у Господа тысячи способов дойти до человеческого сердца и что бесполезных книг не бывает. Еще Плиний Младший некогда написал, что в самой скверной книге можно найти что-то хорошее; суждение это припомнил Сервантес.

Главное событие его жизни случилось в Лондоне, апрельской ночью 1745 года. Сам Сведенборг назвал его откровением. Ему предшествовали сны, молитвы, периоды неуверенности и воздержания и, что наиболее характерно, кропотливый научный и философский труд. Какой-то незнакомец молчаливо шел за ним по лондонской улице, как он выглядел, нам неизвестно, потом вдруг зашел к нему в комнату и сказал, что он Бог. Он прямо возложил на него миссию открыть впавшим в грех, неверие и заблуждения людям утраченную Иисусову веру. Он объявил ему, что дух его побывает в Раю и в Аду, сможет поговорить с демонами, ангелами и мертвыми.

Было в то время Избраннику пятьдесят семь лет, и еще в течение тридцати лет он жил жизнью провидца, протоколируя ее в увесистых сочинениях, написанных точно и ясно. В отличие от других мистиков, он чуждался метафор, экзальтации и пустых восторженных преувеличений.

Все просто. Употребление какого-то слова предполагает, что мы уже знаем, что оно означает. Если нам говорят о вкусе кофе, то это потому, что мы его уже пробовали, если речь идет о желтом цвете, это потому, что мы уже знакомы с лимоном, золотом, пшеницей и заходом солнца.

Чтобы побудить человеческую душу к невыразимому слиянию с Божеством, исламские суфии призывали на помощь чудесные аллегории, представления о розе, опьянении и чувственной любви. Сведенборг отверг все эти риторические ухищрения, потому что его интересовал не экстаз вспыхнувшей и воспарившей души, а скрупулезное описание внеземных, но точно локализованных сфер. Для того чтобы мы себе представили или, по крайней мере, начали представлять всю мелочность адских глубин, Мильтон говорит «No light but rather darkness visible». Сведенборг предпочитает точность и – почему бы и не сказать об этом – время от времени впадает в многословие, как географ или исследователь, описывающий неведомые земли.

Продиктовал я эти строки и ощутил глыбой нависшее надо мной недоверие читателя. Два подозрения его питают: а не нарочно ли лгал тот, кто писал эти странные строки, а может быть, он их написал под влиянием внезапного или постепенно надвигающегося безумия? Первое неприемлемо. Если бы Эмануэль Сведенборг вознамерился нас обмануть, зачем ему было публиковать добрую часть своих творений, например двенадцать томов «Небесных тайн», анонимно, поступаясь весомостью, которую ссужает книге известное имя. Известно, что он не стремился обрести приверженцев. Подобно Эмерсону и Уолту Уитмену, он считал, что доводы никого не убеждают, а что для того чтобы быть услышанным, достаточно сказать правду. Полемики он всегда избегал. Во всех его трудах не отыщешь и одного силлогизма, но только невозмутимые и ровные утверждения. Я имею в виду, само собой, его мистические сочинения.

Предположение, что он был безумцем, не более основательно. Если бы редактор «Daedalus hyperboreus» и «Prodomus principiorum rerum naturalium» спятил, ему не удалось бы так скрупулезно отредактировать тысячи страниц научных текстов, труды почти за тридцать лет, в которых нет и тени нездоровья.

А теперь обратимся к тем многочисленным и стройным видениям, которые действительно могут изумить. Уильям Уайт проницательно заметил, что мы охотно доверяем видениям древних и склонны не доверять и потешаться над видениями современников. Мы доверяем пророку Иезекиилю, поскольку отстояние от нас во времени и в пространстве делает его великим, мы верим Сан Хуану де ла Крусу, поскольку без него нет испанской литературы, а вот Уильяму Блейку, непокорному последователю Сведенборга, уже нет, равно как и его стоявшему во времени рядом учителю. Интересно было бы знать год и число, когда достоверные видения сменяются апокрифическими. То же самое говорил о чудесных явлениях Гиббон. Два года отдал Сведенборг изучению древнееврейского только для того, чтобы самому разобраться в Священном Писании. Я-то думаю – и заметьте, что речь идет об инакомыслящем, ученом человеке, а не об историке или богослове, человеке, который, как Спиноза или Фрэнсис Бэкон, являлся самобытным мыслителем, – что ему совершенно ни к чему было стараться сообразовывать свои идеи с Ветхим и Новым Заветами. То же самое случилось с еврейскими каббалистами, совершенными неоплатониками, когда они для оправдания собственных взглядов принялись ссылаться на авторитет библейских стихов, отдельных слов и даже букв.

В мои намерения не входит излагать учение о Новом Иерусалиме – так называется церковь Сведенборга, – но на двух его чертах я хочу остановиться. Во-первых, на оригинальнейшей концепции Рая и Ада. Он ее пространно излагает в самом известном и прекрасном из своих сочинений – «О небесах, о мире духов и об аде», опубликованном в 1758 году в Амстердаме. Ее подхватывает Блейк, и суть концепции выразительно воспроизведена Шоу в третьем акте «Man and Superman» (1903), во сне Джона Теннера. Шоу, насколько мне известно, никогда ничего о Сведенборге не говорил, но стоит отметить, что зато он был под влиянием Блейка, которого часто и уважительно упоминает, и, может быть, это не так уж невероятно, он сам пришел к тем же выводам.

В широкоизвестном письме к Кан Гранде де ла Скала Данте Алигьери замечает, что его «Божественная комедия», как и Священное Писание, может читаться четырьмя различными способами и что буквальное прочтение – всего лишь один из них. И все же у руководствующегося конкретными стихами читателя складывается самоочевидное впечатление, что девяти кругам Ада, девяти террасам Чистилища и девяти небесам Рая соответствуют три учреждения: одно исправительного характера, другое предварительного и третье – да позволят мне такой неологизм – наградительного. Надписи типа «Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate» усиливают этот топографический образ, созданный искусством. Нет ничего менее похожего на потусторонние миры Сведенборга. Небо и Ад у него не местность, хотя души мертвых, которые ее населяют и некоторым образом создают, видят себя как бы размещенными в пространстве. Прошлая жизнь предопределяет такой удел. Вход в Рай никому не воспрещен, и никого не отправляют насильно в Ад. Двери, так сказать, остаются открытыми. Те, кто умер, не знают, что они мертвы, им еще некоторое время кажется, что они живут как прежде, в той же обстановке и среди тех же людей. (В Англии народное поверье утверждает, что мы не ведаем о том, что мертвы, пока не взглянем в зеркало, в котором себя не увидим.) Потом, со временем, начинают появляться какие-то незнакомые люди. Если покойник был злодеем, ему налаживают отношения с демонами, и он незамедлительно к ним отправляется; если покойник праведник, он выбирает ангелов. Блаженному праведнику дьявольские пределы предстают болотами, пещерами, горящими лачугами, развалинами, лупанариями, кабаками. У грешников нет лиц, а если есть, то изуродованные и свирепые, но им кажется, что они прекрасны. Власть и ненависть всех ко всем составляют их счастье. Они поглощены политикой в латиноамериканском смысле этого слова, тоесть они живут заговорами, враньем и насилием. Сведенборг рассказывает о том, как однажды луч небесного света проник в адские глубины, но грешники ощутили только зловоние и узрели только мрак, язвы и струпья.

Ад – другой лик Небес. Наличие обратной стороны придает Творению равновесие. Господь там правит, как и на Небесах. Равновесие потребно для того, чтобы был свободный выбор, а выбирать между добром, источаемым Небом, и злом, источаемым Адом, надо непрестанно. Каждый день и всякий миг человек созидает себе спасение или вечную погибель. Мы станем тем, что мы есть. И при этом обычные растерянность, испуг и предсмертная тревога умирающего мало чего стоят.

Верим мы или нет в личное бессмертие, бесспорно, учение Сведенборга более нравственно и разумно, нежели толкующее о некоем таинственном даре, обретаемом в последний миг неведомо как. И оно склоняет к добродетельной жизни.

Несчетное число небес составляют Небо, виденное Сведенборгом, несметное количество ангелов составляют всякое небо, и всякий ангел сам по себе уже есть Небо. Пылкая любовь к Богу и ближнему там главное. У неба (и у небес) та же форма, что и у человека или, и это то же самое, у ангела, потому что ангелы это никакой не другой вид. Ангелы, как и демоны, это мертвые, перешедшие в ангельские или демонические пределы. Любопытное свойство этого четвертого измерения, уже отмеченное Генри Муром: ангелы, где бы они ни были, всегда обращены лицом к Богу. В духовном смысле солнце – зримый образ Бога. Время и пространство иллюзия, и если кто-то о ком-то думает, значит тот, о ком думают, рядом. Ангелы разговаривают, как люди, словами, они их выговаривают и выслушивают, язык же, которым они пользуются, естествен, и его не надо учить. Во всех ангельских пределах он общий. Письменность на Небе тоже известна. Сведенборг неоднократно получал божественные сообщения, походившие на рукописи и печатные издания, хотя ему и не удалось до конца в них разобраться, потому что Богу более угодно отдавать распоряжения устно и непосредственно. Независимо от крещения, независимо от исповедуемой родителями веры, все дети идут в Рай, и там их обучают ангелы. Богатство, роскошь, счастье, мирская жизнь не являются преградами для попадания на Небо, быть бедным, как и неудачником, – не добродетель. Самое главное – добрая воля и любовь к Богу, а не внешние обстоятельства. Мы уже говорили об отшельнике, умерщвлявшем плоть и морившем себя одиночеством и оказавшимся непригодным для Рая, от которого ему пришлось отказаться. В «Трактате о супружеской любви», который появился в 1768 году, Сведенборг говорит, что брак на земле всегда несовершенен, потому что у мужчины главенствует интеллект, а у женщины воля. В Царстве Небесном любящие друг друга мужчина и женщина сливаются в одного ангела.

В Апокалипсисе, одной из канонических книг Нового Завета, Иоанн Богослов говорит о небесном Иерусалиме. Сведенборг переносит его слова на другие большие города. Так, в «Vera christiana religio» (1771) он пишет о том, что имеются два запредельных Лондона. Люди после смерти не утрачивают своих характеров. У англичан остается их интеллектуальность и уважение к властям, у голландцев – склонность к торговле, немцы продолжают носиться с книгами и, когда их о чем-то спрашивают, прежде чем ответить, лезут в соответствующий том. Но самое любопытное происходит с мусульманами. Поскольку у них в душе религия и Магомет накрепко связаны, Бог посылает им ангела, притворяющегося, что он Магомет, и наставляющего их в вере. Ангел этот не всегда один и тот же. И однажды истинный Магомет возник перед своими последователями и смог выговорить: «Я ваш Магомет», и сразу вслед за тем, почернев, вновь погрузился в преисподнюю.

В духовном мире нет лицемеров, каждый таков, каков есть. Некий злой дух препоручил Сведенборгу написать, что наслаждение демонам доставляют супружеские измены, воровство, мошенничество, ложь и что также они получают удовольствие от вони экскрементов и разложившихся тел. На этом прервусь, любопытный читатель может сам справиться с последней страницей сочинения «Sapientia Angelica de Divina Providentia» (1764).

В отличие от прочих визионеров, у Сведенборга Небо более конкретно, чем земля. Формы, конструкции, предметы, цвета там сложнее и ярче.

По Евангелию, спасение носит этический характер. Самое основное – это быть справедливым, также превозносятся скромные, бедные и несчастные. К справедливости Сведенборг прибавляет еще одно качество, прежде не упоминавшееся никем из богословов: надобность в уме. Напомним снова об аскете, которому пришлось согласиться с тем, что он недостоин принимать участие в ангельских беседах. (На несчетных сведенборгианских небесах царят любовь и богословские рассуждения.) Когда Блейк пишет: «Глупец не войдет в Царствие Небесное, каким бы святым он ни был» или «Отриньте святость и обратитесь к уму», он просто передает в афористической форме пространное рассуждение Сведенборга. К тому же Блейк станет утверждать, что и ума, и праведности тоже мало, и, чтобы спастись, нужно еще одно качество – надо быть художником. Иисус Христос им был, ибо он наставлял, используя художественные приемы, метафоры и параболы, а не теоретизировал.

А теперь я попытаюсь набросать, не очень, впрочем, уверенной рукой и отрывочно, что собой представляет учение о соответствиях, которое многие считают самым главным у Сведенборга. В средние века полагали, что Бог написал две книги: ту, что называется Библией, и ту, что мы называем универсумом. Истолковать их – наша задача. Сведенборг, я думаю, начал с толкования первой. Он предположил, что все слова в Священном Писании имеют духовный смысл, и разработал для них обширную систему скрытых значений. Простые камни, например, обозначают естественные реалии, а драгоценные – истины духовные, звезды – божественное знание, лошадь – правильное понимание Священного Писания, но еще это и софистические увертки, пропасть – Бог или Ад и т. д. (Тех, кто горит желанием продолжить изучение соответствий, отсылаю к «Dictionary of Correspondences», опубликованному в 1962 году, в котором толкуется более пяти тысяч понятий священных текстов.) От символического прочтения Библии Сведенборг перешел к символическому прочтению Вселенной и нас самих. Солнце Небесных сфер – это духовное солнце, и оно, в свой черед, образ Бога, на земле нет такого существа, которое не находилось бы под непрестанным божественным воздействием. Самые незначительные вещи, напишет Де Куинси, внимательный читатель сочинений Сведенборга, – тайные зеркала вещей значительных. Всемирная история, напишет Карлейль, – это текст, который нам надлежит непрестанно читать и писать и в котором прописаны мы сами. Ошеломляющими догадками, что мы цифры и символы божественной тайнописи, чей истинный смысл нам неведом, полнятся книги Леона Блуа, да и учителя Каббалы об этом тоже знали.

Доктрина соответствий навела меня на мысль о Каббале. Насколько я помню и знаю, до сих пор никто не изучал их внутреннее сродство. В первой главе Священного Писания мы читаем, что Бог сотворил человека по своему образу и подобию. Это утверждение предполагает, стало быть, что у Бога человеческий облик. Учителя Каббалы, составившие в средние века «Книгу Сияния», утверждали, что десять эманаций, или сефирот, чей источник – неизреченная божественность, могут быть восприняты только в виде Дерева, Человека или Первозданного человека Адама Кадмона. Если все вещи в Боге, то они и в человеке, который есть его земное отражение. Так Сведенборг и Каббала приходят к понятию микрокосма или к пониманию человека как зеркала и компендиума вселенной. По Сведенборгу, и Ад, и Небо – в человеке, который также включает в себя планеты, горы, моря, континенты, минералы, деревья, травы, цветы, репейники, животных, рептилий, птиц, рыб, инструментарий, города и дома.

В 1758 году Сведенборг объявил, что год предыдущий был годом Страшного Суда, имевшего место в духовном мире, и что это событие точно совпало по времени со всеобщим упадком веры. И что это падение началось с созданием Римской церкви. Реформа, начатая Лютером и предначертанная Уиклифом, оказалась несовершенной, а в иных случаях и еретической. Другой Страшный Суд случается в миг смерти каждого человека, и решение выносится в зависимости от того, какой была жизнь.

29 марта 1772 года Эмануэль Сведенборг скончался в Лондоне, городе, который он так любил и где однажды ночью Бог возложил на его плечи миссию, сделавшую его человеком уникальным. Кое-какие свидетельства о его последних днях сохранились, старинный костюм из черного бархата и шпага с причудливой рукояткой. Образ жизни он вел стоический, питался молоком, кофе и хлебом. В любом часу дня и ночи слуги слышали, как он расхаживает по комнате, беседуя со своими ангелами.

В тысяча девятьсот семьдесят каком-то году я написал этот сонет:

Заметно возвышаясь над толпою,

Он брел в толпе, чужой между чужими,

И потайное ангельское имя

Шептал. И видел въявь перед собою

Все, что закрыто от земного взгляда:

Круги огня, хрустальные палаты

Всевышнего и ужасы расплаты

В постыдном смерче наслаждений ада.

Он знал: обитель Рая и Геенны -

В душе, в сплетенье темных мифологий,

Знал, словно грек, что каждый день в итоге -

Лишь зеркало Извечности бессменной,

Начала и концы в сухой латыни

Невесть зачем запечатлев доныне.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги О небесах, о мире духов и об аде (Эммануил Сведенборг) предоставлен нашим книжным партнёром -

Объяснительный словарь

Слог Сведенборга во всех его богословских сочинениях отличается математической точностью употребляемых выражений и простотой, доходящей даже до сухости; в подобного рода сочинениях это скорее достоинство, чем недостаток. Я старался передать подлинник как можно ближе, чтоб читатель мог получить верное понятие о слоге самого автора, но я не упускал из виду главную цель перевода, а именно его понятность и общедоступность. Поэтому, передавая почти всегда одинаково одни и те же выражения автора, я, однако, иногда заменял их другими, более общеупотребительными, когда по смыслу оказывалась в этом надобность. При этом я всегда сопоставлял и латинское выражение, делая то же самое и для всякого другого слова, когда для полнейшего уразумения его находил это полезным. Переводя с подлинника, я пользовался и французским, и английским переводами. Первый сделан с дословной точностью: в нем сохранены даже все частицы и почти вся пунктуация подлинника, которая весьма небрежна; вследствие этого перевод читается с трудом и кажется темным. Второй несравненно лучше: при такой же точности он ясен и легок, но, разбив все периоды на отдельные фразы, он впал, я нахожу, в другую крайность. Я избрал середину и старался сохранить, по возможности, полноту латинского периода. Нечего говорить о том, что перевод всякого философского сочинения на русский представляет немало трудностей; тем более было их в этом деле, что у Сведенборга встречаются слова, которые употребляются им в особом значении. Я старался приискать для них равнозначащие выражения в нашей письменной, народной или славянской речи, не прибегая к составлению новых слов, как вынуждены были это сделать французские и английские переводчики несмотря на сходство их языков с латинским. Главное дело в философском сочинении – точное определение выражений, поэтому я и счел должным представить здесь с некоторыми объяснениями список всех тех слов, которые употреблены мной в этом переводе в особом значении и которые могли бы для иных показаться непонятными, а для других быть вовсе неизвестными.

Благо . Bonum. Я принял это слово, а не добро, потому что оно может употребляться и во множественном числе, что весьма хорошо передает оттенок латинского bona. Выражениями благо по истине, благо по вере, зло по лжи и, наоборот, истина по благу, ложь по злу – я передавал латинские bonum veri, bonum fidei, malum falsi, verum boni, falsum mali, а иногда bomum ex vero и т. д. Русская частица по передает значение латинской ex и означает то основание, из которого вытекает понятие подлежащего; например, жить в истине по благу значит жить преимущественно во благе, или по благу, из которого вытекает и истина; это понятнее, чем сказать: жить в истине блага.

Благостыня . Charitas. У нас нет слова, которое бы с точностью передавало полноту латинского; иногда в этом смысле у нас говорят милосердие, но это выражение неправильно. Я нахожу, что слово благостыня вполне отвечает значению латинского charitas, но только не введено у нас в употребление. Как милостыня есть милость на деле, так благостыня есть благость на деле, деятельная любовь; благо или добро на деле; в этом значении оно употребляется иногда в наших славянских текстах. В некоторых случаях я переводил это слово любовью и очень редко милосердием (см. н. 112, 467).

Божественное начало . Divinum. Английский переводчик передает это выражение словом Божество на том основании, что оно ближе к понятиям автора, ибо содержит в себе понятие о личности, чего нет в отвлеченном выражении. Я нахожу такое понимание автора буквальным; придерживаясь принятого мной слова, я изменял его только в некоторых случаях, когда того требовал смысл.

Божественная человечность Господа . Divinum Humanum Domini.

Видимость , во множ. числе видимости . Apparentiae. Образы и предметы, видимо являющиеся на небесах, но в действительности не существующие, имеющие одно только объективное, а не субъективное значение. Иногда это же слово употребляется и в отвлеченном значении, в смысле качества, свойства предмета (см. н. 175).

Внутренниеначала . Interiora, quae sunt mentis. Начала, относящиеся к внутреннему, или духовному, человеку; все начала разума и воли, принадлежащие духу человека. Иногда я выражал это одним словом внутреннее, внутренность, т. е. совокупность всех внутренних начал. Самые внутренние начала, самое внутреннее . Intima.

Внешние начала . Exteriora. Начала, относящиеся к внешнему, или природному, человеку, к плотскому и вещественному; иногда одним словом внешнее, внешность.

Душа и дух . На латинском четыре слова: spiritus, mens, animus, anima, для которых у нас только два – дух и душа; для первых трех – дух, для последнего – душа. Вот оттенки первых трех значений: spiritus – это дух, личность духовная, житель духовного мира; mens – совокупность духовных, сравнительно внутренних начал, образующих духовного человека, разум и воля его. Наше слово ум в значении славянских речений умы ангельские, умные телеса ангельские соответствует латинскому mens, т. е. означает цельность духовного существа; в этом смысле я употребил это слово в н. 110, 170 для передачи выражений mens naturalis, mens spiritualis. Английское mind вполне передает латинское mens, а французские переводчики составили для него новое слово – Le mental. Animus относится более к природным, сравнительно внешним началам духа. Mens и animus почти то же, что pneuma и psyche, поэтому animus и anima я передавал словом душа, а mens и spiritus словом дух.

Естество . Essentia. Это слово, как одного корня с esse, тождественно и в значении со словами сущность и суть, которыми переводится esse. Но суть и сущность (esse) относятся к существу и естеству (essentia) как начало к последствию, как esse к existere (см. н. 89).

Наитие . Influxus. Влияние высшего начала на низшее: Божественного начала на небеса, одних небес на другие, духовного мира на мир природный, внутреннего человека на внешнего. От этого слова глагол наитствоватъ , influere.

Наваждение, насаждать . Infestatio, infestare. Говорится о тех нападениях и ухищрениях, которыми злые духи искушают и соблазняют человека.

Останки . Reliquiae. Те остатки добра и истины, которые Божественным провидением хранятся внутри человека как средство для будущего возрождения его.

Отщечение, отметиться . Vastatio, vastari. Опустошение, которому подвергается человек относительно благ и истин своих, чтоб он не уносил их с собой в ад; или относительно лжи и зла своего, чтоб он был свободен от них на небесах (см. н. 551). Слово славянское.

Понятия мышления . Ideae cogitationis. У нас обыкновенно переводят idea – представление, но я нахожу первое слово проще и вернее.

Природный, – ое. Naturalis, – ia. Относящееся к природе или естеству человеческому; внешнее в сравнении с духовным. В природном мире природный человек; в природном человеке природные начала; в природных началах природный смысл: mundus, homo, sensus naturalis.

У нас, в богословии, принято слово естественный человек в значении его доблагодатного состояния, но это слово не могло бы передать всех оттенков латинского в различных сочетаниях его; к тому же оно имеет у нас и другие значения, да и корень его естество (essentia) означает совсем иное.

Рассудок, рассудочный . Rationale, rationalis. Человек рассудочный, homo rationalis, занимающий среднюю ступень между человеком природным и духовным. Разум , intellectus. Разумение , intelligentia. Указываю на эти латинские слова потому, что Сведенборг различает и употребляет их с точностью.

Служба . Usus. Назначение, цель и польза вещи. Все существует для известной службы, служба вещи соответствует ее пользе и употреблению. Исполнять службу, praestare usus – отправлять должность или служить смотря по назначению и по способностям своим; службы благостыни – дела любви, в которых она проявляется, благо на деле (см. н. 112).

Собь . Proprium. To, что собственно принадлежит человеку, т. е. одно зло, любовь к себе и любовь к миру. Слово это взято из народной речи, где собина, собь означает личную собственность, имущество.

Соответствие . Correspondentia. См. подробнее толкование этого слова в н. 87 и далее.

Степени сплошные и раздельные . Gradus continui et discreti. Первые суть степени прибыли и убыли, например света или тьмы; они заходят одна в другую и измеряются расстояниями. Вторые различны, как начало и конец, причина и следствие. Они не заходят одна в другую и хотя смежны, но имеют каждая свои определенные границы; они соответствуют природному, духовному и небесному началу (см. н. 33, 38, 211).

Суть , сущ. ж.р. Esse. Самая суть . Ipsum esse. Самая сущность чего-либо; в человеке – любовь и воля (см. н. 26, 447, 474).

Творить благо, истину . Facere bonum, verum. Жить в истине и благе; выражение славянское (см. Иоан. 3. 21).

Черёво . Viscus. Нутренность, особенно брюшная; во множ. ч. черёва, viscera – внутренности тела; все, что в брюшной полости.

Чувства . Affectiones. Наклонности, расположение, привязанность. У нас нет слова, которое бы передавало вполне значение латинского, как равно и на латинском нет слова, которое бы передавало то, что мы ныне разумеем под чувствами душевными. Вот почему я и принял это слово, говоря внутренние чувства или чувства любви там, где в подлиннике affectiones amoris, и чувства внешние, где sensus corporis. Собственно affectio est continuitas amoris, как выражается Сведенборг, длительное действие любви; прямое русское слово есть любление или возлюбление (см. н. 335), но оно у нас не употребляется.

А. Н. Аксаков

Введение

1. Господь, беседуя с учениками своими о скончании века как о последнем времени церкви, под конец предсказаний о последовательных состояниях ее относительно любви и веры говорит:

И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные, и увидят Сына человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою. И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною; и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их (Мат. 24. 29–31). Кто понимает эти слова в их буквальном смысле, тот думает, что все в них сказанное случится, как описано, под конец века, называемый последним судом; что, таким образом, не только солнце и луна померкнут, звезды падут с неба, и на небе явится знамение Господа, и Его самого узрят на облаках, а вместе с Ним и ангелов с трубами, но что даже, как местами предсказано в Священном писании, погибнет весь видимый мир и что после этого будет новое небо и новая земля.

В настоящее время весьма многие в церкви живут в этом убеждении; но кто так думает, тот не ведает тайн, сокрытых в каждом речении Слова Божия, ибо в каждом его речении есть внутренний смысл, в котором заключается не природное (naturalia) и мирское, как в буквальном смысле, но одно духовное и небесное. И это не только относительно смысла некоторых слов, но даже относительно каждого слова, ибо Слово Божие написано от начала до конца по соответствиям для той цели, чтобы в каждой частице его был внутренний смысл.

Каков этот смысл, можно видеть из всего, что писано и показано в нем о «Тайнах небесных», и также из того, что сказано о нем в сочинении «О белом коне Апокалипсиса». В этом же самом смысле надо разуметь сказанное Господом в вышеприведенном изречении о пришествии Его на облаках. Солнце, которое омрачится, означает Господа относительно любви; луна означает Господа относительно веры; звезды – познания блага и истины, или любви и веры; знамение Сына Человеческого на небесах – появление Божественной истины; племена земные, которые восплачутся, – все, что относится к истине и благу, или к вере и любви; пришествие Господа на облаках небесных с силой и славой – присутствие Его самого в Слове и откровение; облака означают буквальный смысл Слова, а слава – внутренний смысл его; ангелы с трубой громогласной означают небеса, откуда исходит Божественная истина. Из этого можно видеть, что значат эти слова Господа, а именно: что под конец церкви, когда не станет более любви, а затем и веры. Господь откроет Слово в его внутреннем смысле и объявит тайны небесные.

Тайны, открываемые в следующих страницах, относятся к небесам и аду и к жизни человека после его смерти. Ныне человек церкви едва ли что знает о небесах и об аде и о жизни своей после смерти, хотя обо всем этом писано в Слове. Даже многие принадлежащие к церкви все это отрицают, говоря себе: кто оттуда приходил и рассказывал? Но чтоб эта наклонность к отрицанию, преимущественно свойственная многоученым мира сего, не заразила и не испортила простых сердцем и простых верой, мне дано было в течение 13 лет быть вместе с ангелами, говорить с ними, как человеку с человеком, и видеть, что происходит на небесах и в аду. В настоящее же время мне дано описать, что я видел и слышал, в той надежде, что невежество просветится и неверие уничтожится. Такое непосредственное откровение совершается ныне потому, что оно то самое, которое разумеется под пришествием Господа.

О Небесах

Господь есть Бог небес

2. Прежде всего надо знать, кто Бог небес, ибо все остальное от того зависит. Во всех небесах не признают другого Бога, кроме одного Господа; там говорят, как Он сам учит, что Он един с Отцом; что Отец в Нем и Он в Отце; что кто видит Его видит Отца и что все святое от Него исходит (Иоан. 10. 30, 38; 16. 13–15). Я часто говорил об этом с ангелами, и они постоянно отвечали мне, что на небесах они не могут делить Божественное (начало) на три, ибо знают и постигают, что Божественное (начало) одно и что оно едино в Господе. Они также сказали мне, что люди, принадлежащие к церкви и приходящие в тот мир с понятием о трояком Божестве, не могут быть приняты на небеса, потому что мысль их переходит от одного понятия к другому, а там нельзя думать о трех и говорить об одном. Всякий на небесах говорит как мыслит, ибо там речь мысленна или мысль словесна; вследствие чего те, кто в мире делил Божественное начало на три и составил себе о каждом отдельное понятие, не собрав их в одно и не сосредоточив их в Господе, не могут быть приняты. На небесах все мысли взаимно сообщаются; если б кто туда пришел, имея на уме понятие о трех началах, а говорил бы об одном, его бы тотчас разузнали и отвергли. Однако должно знать, что все те, кто не отделял истину от блага, или веру от любви, получают в той жизни, когда их тому научат, небесное понятие о Господе, т. е. что Он – Бог Вселенной. Не так бывает с теми, кто веру отделял от жизни, т. е. кто не жил по заповедям истинной веры.

3. Люди церкви, отрицавшие Господа и признававшие одного Отца и в такой вере утвердившиеся, находятся вне небес; а поскольку на таких людей нет никакого наития с небес, где поклоняются одному Господу, то они постепенно лишаются способности мыслить истину о чем бы то ни было. Они наконец делаются точно немые или говорят как безумные, ходят зря, и руки у них висят и качаются, как лишенные силы в сочленениях. Люди, которые отрицали Божественное (начало) Господа и признавали в Нем одно только человеческое начало, как социнианцы, также находятся вне небес; они проносятся вперед , немного вправо и спускаются в глубину; таким образом, они отделены совершенно от прочих христиан. Но люди, говорившие, что верят в Божественное невидимое начало, называя это начало Существом Вселенной (Ens Universi), которым все сталось, и отбрасывавшие всякую веру в Господа, оказались не верующими ни в какого Бога, потому что невидимое Божественное (начало) есть для них все та же природа в своих первоначалах. Но ни вера, ни любовь не постигают Божественного невидимого начала, потому что мысль не вмещает этого понятия. Такие люди отсылаются к тем, которые называются натуралистами, т. е. естественниками. Не так бывает с теми, которые родились вне церкви и называются язычниками; о них будет сказано впоследствии.

4. Все дети, из которых состоит одна треть небес, приводятся к признанию и вере, что Отец их Господь и затем что Он Господь всех, следовательно, Бог небес и земли. Что дети на небесах вырастают и совершенствуются в познаниях до степени разума и мудрости ангельской, это увидится впоследствии.

5. Что Господь есть Бог небес, в этом люди церкви сомневаться не могут, ибо Он сам учит: Все, что имеет Отец, есть Мое (Иоан. 16. 15; Мат. 11. 27). И далее: Дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мат. 28.18). Господь говорит: на небе и на земле, потому что кто управляет небесами, тот управляет и землей, ибо одно зависит от другого. Управлять небесами и землей значит получать от Господа всякое благо, принадлежащее любви, и всякую истину, принадлежащую вере, таким образом, всякое разумение и всякую мудрость и, следовательно, всякое блаженство – словом, жизнь вечную. Этому также учит сам Господь, говоря: Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни (Иоан. 3. 36). И в другом месте: Я семь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек (Иоан. 11. 25, 26). И далее: Я есмь путь и истина и жизнь (14. 6).

6. Были духи, которые, живя в мире, исповедовали Бога Отца, но о Господе думали как о человеке, а потому не верили, чтобы Он же был и Богом небес. По этой причине им было позволено идти во все стороны и искать где хотят, есть ли другие небеса, кроме Господних, но, проискавши в продолжение нескольких дней, нигде их не нашли. Они были из числа тех, которые полагали блаженство небес в славе и господстве; но, не достигнув желаемого и услышав, что небеса в этом не состоят, они пришли в негодование и требовали таких небес, в которых они могли бы господствовать над другими и блестеть такой же славой, как в мире.

Божественное (начало) Господа образует небеса

7. Ангелы в совокупности называются небесами, потому что они собой составляют их; не менее того небеса, как вообще, так и в частности, образуются из Божественного начала, которое, исходя от Господа, наитствует ангелов и приемлется ими. Божественное (начало), исходящее от Господа, есть благо любви и истина веры, поэтому, по мере принятия ангелами от Господа блага и истины, они становятся ангелами и настолько же небесами.

8. Всякий на небесах знает и верит, даже постигает, что он сам собой не может ни хотеть, ни делать блага и что сам по себе никто не может ни мыслить истины, ни веровать в нее, но что все это исходит от Божественного (начала) и, следовательно, от Господа; равно всякий знает, что благо и истина ангельские не суть сами по себе благо и истина, потому что в них нет жизни, исходящей от Божественного начала. Ангелы самых внутренних небес даже постигают это наитие (influxus) Господне и чувствуют его. Насколько они принимают его, настолько им кажется, что они в небесах, потому что они в той же мере находятся в любви и вере и в той же мере в свете разумения и мудрости и в небесной оттоле радости. Так как все это исходит от Божественного (начала) Господа и небеса для ангелов состоят в этом, то ясно, что небеса образуются Божественным началом Господа, а не ангелами из какой-либо соби (proprium) своей. По этой причине небеса в Слове Божием называются жилищем Господа и также престолом Его, а живущие на небесах называются живущими в Господе. Каким образом Божественное (начало) исходит от Господа и наполняет собой небеса, об этом будет сказано впоследствии.

9. Ангелы в премудрости своей идут еще далее. Они говорят, что от Господа исходят не только всякое благо и истина, но даже всякая жизнь. Они подтверждают это следующим рассуждением: ни в чем нет бытия самого по себе; всякое бытие зависит от чего-либо ему предшествующего, следовательно, всякое бытие держится первым началом, которое ангелы называют самой сутью (ipsum esse) всякой жизни. Таким же образом существует и все прочее в мире, ибо существование есть непрестанное бытие (subsistentia est perpetua existentia), а то, что не держится промежуточным в непрерывной связи с первым началом, тотчас же распадается и разрушается.

Кроме того, ангелы говорят, что источник жизни только один, а жизнь человека – текущий от него ручей, который, если не будет постоянно питаться от своего источника, тотчас иссякает. От этого единого источника жизни, который есть Господь, ничто иное не исходит, кроме Божественного блага и Божественной истины, которые каждый человек любит, насколько он принимает их. Кто принимает их верой и жизнью, тот живет жизнью небес, но кто отметает или подавляет их, тот меняет их на ад, ибо обращает благо во зло, а истину в ложь, следовательно, жизнь в смерть. Что всякая жизнь исходит от Господа, ангелы подтверждают еще следующим образом: все в мире относится ко благу и к истине; жизнь воли человека, т. е. жизнь любви его, относится ко благу, а жизнь разума человека, т. е. жизнь веры его, к истине. Итак, если всякое благо и истина идут свыше, то оттуда же исходит и всякая жизнь. Ангелы, веруя таким образом, отказываются от всякой благодарности за благо, которое они творят. Они даже приходят в негодование и удаляются, если кто приписывает им такое благо. Им удивительно, как человек может верить, что он мудр сам от себя и что он сам от себя же творит благо. Благо, которое человек творит ради себя самого, не признается ими за благо, ибо это значит делать его от себя, но благо, сделанное ради блага, они называют благом, исходящим от Божественного (начала), и говорят, что это самое благо образует небеса, ибо такое благо есть сам Господь.

10. Некоторые духи, живя в мире, утвердились в той вере, что благо, которое они делают, и истина, которой они верят, исходят от них самих или присвоены им как собственность. В такой вере живут все те, которые в добрых делах своих видят заслугу и требуют себе за них воздаяния. Такие духи не принимаются в небеса. Ангелы бегут от них и смотрят на них как на безумцев и татей; на безумцев, потому что они беспрестанно видят самих себя, а не Божественное (начало); на татей, потому что они отнимают от Господа то, что Ему принадлежит. Эти духи не принимают той небесной веры, что Божественное (начало) Господа, приемлемое ангелами, образует небеса.

11. Что жители небес и сыны церкви живут в Господе и Господь в них, этому учит и сам Господь, говоря: Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего (Иоан. 15. 4–7).

12. Из этого можно видеть, что Господь, обитая в небесных ангелах, обитает в том, что Ему принадлежит; и что, таким образом. Господь есть все во всем небесном по той причине, что благо, исходящее от Господа, есть для ангелов сам Господь, ибо что исходит от Него есть Он сам; следовательно, небеса для ангелов состоят из блага, исходящего от Господа, а не из какой-либо их соби.

Слог Сведенборга во всех его богословских сочинениях отличается математической точностью употребляемых выражений и простотой, доходящей даже до сухости; в подобного рода сочинениях это скорее достоинство, чем недостаток. Я старался передать подлинник как можно ближе, чтоб читатель мог получить верное понятие о слоге самого автора, но я не упускал из виду главную цель перевода, а именно его понятность и общедоступность. Поэтому, передавая почти всегда одинаково одни и те же выражения автора, я, однако, иногда заменял их другими, более общеупотребительными, когда по смыслу оказывалась в этом надобность. При этом я всегда сопоставлял и латинское выражение, делая то же самое и для всякого другого слова, когда для полнейшего уразумения его находил это полезным. Переводя с подлинника, я пользовался и французским, и английским переводами. Первый сделан с дословной точностью: в нем сохранены даже все частицы и почти вся пунктуация подлинника, которая весьма небрежна; вследствие этого перевод читается с трудом и кажется темным. Второй несравненно лучше: при такой же точности он ясен и легок, но, разбив все периоды на отдельные фразы, он впал, я нахожу, в другую крайность. Я избрал середину и старался сохранить, по возможности, полноту латинского периода. Нечего говорить о том, что перевод всякого философского сочинения на русский представляет немало трудностей; тем более было их в этом деле, что у Сведенборга встречаются слова, которые употребляются им в особом значении. Я старался приискать для них равнозначащие выражения в нашей письменной, народной или славянской речи, не прибегая к составлению новых слов, как вынуждены были это сделать французские и английские переводчики несмотря на сходство их языков с латинским. Главное дело в философском сочинении – точное определение выражений, поэтому я и счел должным представить здесь с некоторыми объяснениями список всех тех слов, которые употреблены мной в этом переводе в особом значении и которые могли бы для иных показаться непонятными, а для других быть вовсе неизвестными.

Благо . Bonum. Я принял это слово, а не добро, потому что оно может употребляться и во множественном числе, что весьма хорошо передает оттенок латинского bona. Выражениями благо по истине, благо по вере, зло по лжи и, наоборот, истина по благу, ложь по злу – я передавал латинские bonum veri, bonum fidei, malum falsi, verum boni, falsum mali, а иногда bomum ex vero и т. д. Русская частица по передает значение латинской ex и означает то основание, из которого вытекает понятие подлежащего; например, жить в истине по благу значит жить преимущественно во благе, или по благу, из которого вытекает и истина; это понятнее, чем сказать: жить в истине блага.

Благостыня . Charitas. У нас нет слова, которое бы с точностью передавало полноту латинского; иногда в этом смысле у нас говорят милосердие, но это выражение неправильно. Я нахожу, что слово благостыня вполне отвечает значению латинского charitas, но только не введено у нас в употребление. Как милостыня есть милость на деле, так благостыня есть благость на деле, деятельная любовь; благо или добро на деле; в этом значении оно употребляется иногда в наших славянских текстах. В некоторых случаях я переводил это слово любовью и очень редко милосердием (см. н. 112, 467).

Божественное начало . Divinum. Английский переводчик передает это выражение словом Божество на том основании, что оно ближе к понятиям автора, ибо содержит в себе понятие о личности, чего нет в отвлеченном выражении. Я нахожу такое понимание автора буквальным; придерживаясь принятого мной слова, я изменял его только в некоторых случаях, когда того требовал смысл.

Божественная человечность Господа . Divinum Humanum Domini.

Видимость , во множ. числе видимости . Apparentiae. Образы и предметы, видимо являющиеся на небесах, но в действительности не существующие, имеющие одно только объективное, а не субъективное значение. Иногда это же слово употребляется и в отвлеченном значении, в смысле качества, свойства предмета (см. н. 175).

Внутренние начала . Interiora, quae sunt mentis. Начала, относящиеся к внутреннему, или духовному, человеку; все начала разума и воли, принадлежащие духу человека. Иногда я выражал это одним словом внутреннее, внутренность, т. е. совокупность всех внутренних начал. Самые внутренние начала, самое внутреннее . Intima.

Внешние начала . Exteriora. Начала, относящиеся к внешнему, или природному, человеку, к плотскому и вещественному; иногда одним словом внешнее, внешность.

Душа и дух . На латинском четыре слова: spiritus, mens, animus, anima, для которых у нас только два – дух и душа; для первых трех – дух, для последнего – душа. Вот оттенки первых трех значений: spiritus – это дух, личность духовная, житель духовного мира; mens – совокупность духовных, сравнительно внутренних начал, образующих духовного человека, разум и воля его. Наше слово ум в значении славянских речений умы ангельские, умные телеса ангельские соответствует латинскому mens, т. е. означает цельность духовного существа; в этом смысле я употребил это слово в н. 110, 170 для передачи выражений mens naturalis, mens spiritualis. Английское mind вполне передает латинское mens, а французские переводчики составили для него новое слово – Le mental. Animus относится более к природным, сравнительно внешним началам духа. Mens и animus почти то же, что pneuma и psyche, поэтому animus и anima я передавал словом душа, а mens и spiritus словом дух.

Естество . Essentia. Это слово, как одного корня с esse, тождественно и в значении со словами сущность и суть, которыми переводится esse. Но суть и сущность (esse) относятся к существу и естеству (essentia) как начало к последствию, как esse к existere (см. н. 89).

Наитие . Influxus. Влияние высшего начала на низшее: Божественного начала на небеса, одних небес на другие, духовного мира на мир природный, внутреннего человека на внешнего. От этого слова глагол наитствоватъ , influere.

Наваждение, насаждать . Infestatio, infestare. Говорится о тех нападениях и ухищрениях, которыми злые духи искушают и соблазняют человека.

Останки . Reliquiae. Те остатки добра и истины, которые Божественным провидением хранятся внутри человека как средство для будущего возрождения его.

Отщечение, отметиться . Vastatio, vastari. Опустошение, которому подвергается человек относительно благ и истин своих, чтоб он не уносил их с собой в ад; или относительно лжи и зла своего, чтоб он был свободен от них на небесах (см. н. 551). Слово славянское.

Понятия мышления . Ideae cogitationis. У нас обыкновенно переводят idea – представление, но я нахожу первое слово проще и вернее.

Природный, – ое. Naturalis, – ia. Относящееся к природе или естеству человеческому; внешнее в сравнении с духовным. В природном мире природный человек; в природном человеке природные начала; в природных началах природный смысл: mundus, homo, sensus naturalis.

У нас, в богословии, принято слово естественный человек в значении его доблагодатного состояния, но это слово не могло бы передать всех оттенков латинского в различных сочетаниях его; к тому же оно имеет у нас и другие значения, да и корень его естество (essentia) означает совсем иное.

Рассудок, рассудочный . Rationale, rationalis. Человек рассудочный, homo rationalis, занимающий среднюю ступень между человеком природным и духовным. Разум , intellectus. Разумение , intelligentia. Указываю на эти латинские слова потому, что Сведенборг различает и употребляет их с точностью.

Служба . Usus. Назначение, цель и польза вещи. Все существует для известной службы, служба вещи соответствует ее пользе и употреблению. Исполнять службу, praestare usus – отправлять должность или служить смотря по назначению и по способностям своим; службы благостыни – дела любви, в которых она проявляется, благо на деле (см. н. 112).